Твоя - [8]

Через двадцать минут я закончила с обыском шкафа и всех ящичков, в которых Твоя хранила разные мелочи. Все такое простенькое. Открытки, фотографии, куча конвертов, ракушки, салфетки из разных кафе, ложечки с длинными ручками, дневники из начальной школы. Определенно, Твоя любила собирать всякий хлам. Если бы я могла выкинуть все барахло, оказала бы большую услугу тому, кому потом придется убираться в этой квартире. Только я не хотела распоряжаться тем, что мне не принадлежит.

Но по-настоящему я удивилась, когда открыла ящик единственного в спальне прикроватного столика. Я нашла там револьвер, а под ним — два конверта. В присутствии револьвера не было ничего странного. Довольно часто бывает, что одинокая женщина, как Твоя, к примеру, покупает себе револьвер. Времена сегодня неспокойные. Я сама немного разбираюсь в оружии, потому что, когда папа ушел из дома, мама купила револьвер и научила меня им пользоваться. «Две одинокие женщины без него не могут чувствовать себя в безопасности», — сказала она. Но воспользоваться им нам так ни разу и не пришлось.

Думаю, на самом деле мама его купила, чтобы застрелить из него папу, если боевая раскраска и духи не приведут к нужному результату. Только ничего подобного она не сделала — потому что он так и не вернулся. Я взяла револьвер и проверила, заряжен ли он. Как говорила моя мама: «То, что у нас есть, должно работать».

Закончив с револьвером, я открыла первый конверт. У меня задрожали руки в резиновых перчатках. Это были два билета в Рио. Один на имя А. Сориа, то есть Алисии Сориа, Твоей. И второй на имя Э. Перейры, то есть Эрнесто, моего мужа. Это лишний раз доказывало, что отношения их давно лопнули, как воздушный шарик. Эрнесто терпеть не мог пляж и жару. Он никогда и ни с кем не поехал бы в Рио. Даже с Лали и со мной. Я поняла, что эта женщина просто бегала за ним. Конечно же это она и придумала путешествие, и заказала билеты. Так что тот спор, который закончился тем, что Твоя ударилась головой о дерево, наверное, касался именно этой поездки. Билет куда-нибудь в Барилоче[1] мог бы заказать и он. Но в Бразилию — ни за что на свете. Я хорошо знала Эрнесто, я уже больше двадцати лет его знала. Судя по дате на билетах, лететь им предстояло через две недели. Но Божий суд свершился, так что к этому времени, если нам всем повезет, а полиция не станет слишком торопиться, Твоя все еще будет лежать там, где Эрнесто ее оставил.

Я спрятала билеты в сумочку и открыла второй конверт. Такого я не ожидала. В самом деле этого ни один нормальный человек и представить-то себе не может. Сначала я разозлилась. Очень сильно разозлилась. А затем почувствовала жалость. Что еще я могла ощутить, глядя на эти снимки? Черно-белые, совсем небольшие, вроде тех, что щелкают на праздниках, чтобы потом из многих кадров выбрать один. На фотографиях был Эрнесто. Голый. Совсем. И кому это могло прийти в голову — фотографировать Эрнесто в чем мать родила! У Эрнесто есть свой шарм, но только когда он одет! В голом виде у него слишком многое свисает. Ему уже не двадцать лет. Он дряблый со всех сторон. Даже я, его жена, стараюсь не смотреть на него, когда он выходит голым из ванной. Он не кажется мне тогда привлекательным. Одетым — да, одетый — это другое дело. У Эрнесто всегда был хороший вкус, он элегантен. Но тут он сидит на стуле в чем мать родила и смотрит в камеру с эдаким идиотским выражением лица. Неужели ему не пришло в голову, что когда фотографии будут печатать, кто-нибудь в фотомастерской может увидеть его обвисшие булки? Неужели он хотел бы вставить эту фотографию в рамку?

Я еще раз, почти с отвращением, перебрала фотографии из конверта и сунула их в сумочку. Прочее оставила как есть. Но, уже подойдя к двери, я вернулась. Открыла ящик прикроватного столика и взяла револьвер. Не знаю зачем — внезапный порыв. И потом, револьвер всегда вызывает подозрения. Причем серьезные.

Я приоткрыла дверь и убедилась, что на лестничной площадке никого нет. Спускаясь в лифте, я поздравила себя с тем, как удачно все вышло. У меня в сумочке достаточно улик против Эрнесто. Ложных улик, ведь мы с ним оба знаем, что произошел несчастный случай. Важно не то, что есть на самом деле, а то, что об этом могут подумать. Ведь если бы кто-нибудь нашел эти несчастные фотографии Эрнесто и билеты, то было бы сложно доказать его невиновность. Кроме того, от одной мысли о том, что эти снимки могли бы попасть в чужие руки, у меня мурашки по спине бегут. Какой удар для образа добропорядочного мужчины! Но, к счастью, я уже побывала здесь, так что ничего подобного не произойдет.

Не успела я отойти от дома на несколько шагов, как перед подъездом остановилось такси. Из машины вылезла та самая брюнетка с фотографии на стене. Высокая, с длинными волосами. Она была чем-то взволнована. И очень спешила. Такси осталось ждать у подъезда. А она открыла дверь своими ключами и вошла. Если бы я задержалась еще минут на пять, мы бы встретились прямо в квартире. Я поискала место, откуда можно незаметно понаблюдать за происходящим. Напротив дома был бар, туда я и направилась. Выбрала столик у окна. Подошел официант и встал рядом со мной. Я заказала кофе — не потому, что хотела что-нибудь выпить, а просто чтобы поскорее избавиться от него. Он продолжал смотреть на меня, на мои руки. Я тоже взглянула на них и увидела, что я до сих пор в резиновых перчатках. «Вот прокол — так спешила, что забыла снять», — подумала я. Под столом сдернула перчатки и положила в сумочку. Официант развернулся и ушел за кофе.