Твоя - [7]

Шрифт
Интервал

Спускаясь по лестнице, я просто сияла. Я была счастлива. «Ликовала» — вот правильное слово. Никогда бы не подумала, что посещение офиса моего мужа так плодотворно скажется на наших планах. Наших, Эрнесто и моих, хотя Эрнесто тут пока что не при делах. Широко улыбаясь, я попрощалась с девушкой в приемной. Затем взглянула на стеклянную дверь офиса и украдкой подмигнула сама себе.

Двигаясь к выходу, я поигрывала связкой ключей в кармане пиджака песочного цвета.

9

— Кто тебя прислал?

— Кузина подруги.

— Она лечилась у нас?

— Не знаю. Она мне не сказала.

— Как ее зовут?

— Белен Агирре.

— А, да. Ты, мамочка моя, знаешь, как это делается?

— Ну, да, более-менее.

— На каком ты сроке?

— Не знаю.

— Когда была последняя менструация?

— Я точно не помню.

— Попробуй вспомнить, это самое важное.

— Ну… два месяца назад, где-то так.

— Ладно, если не тянуть с этим, то можем тебя почистить вакуумной аспирацией.

— Что это?

— Это, мамочка, когда все вытягивается через трубочку, такую малюсенькую, что ты даже ее не почувствуешь. Ее вставляют, отсасывают, и все выходит. Никаких швов, ничего.

— …

— И будешь чистенькая-чистенькая.

— …

— Тебе плохо?

— Болит желудок.

— А, успокойся, это нормальнее некуда. Скоро пройдет. Договоримся о дате, затем два дня для отдыха и восстановления, и все будет шито-крыто. Станешь как новенькая, жить нормально.

— По мне это будет заметно?

— Что именно?

— То, что мы собираемся сделать.

— Что это по тебе заметят, мы же и делать-то ничего не собираемся!

— …

— Если ты, мамочка моя, не хочешь, чтобы кто-то об этом узнал, то никто и не узнает, ага?

— Да.

— Я тебе выпишу рецепт на необходимый препарат. Антибиотики на потом, а накануне тебе нужно принять валиум, чтобы хорошенько расслабиться, ага? От него тебя может немного пошатывать. Тебя кто-нибудь проводит сюда?

— Не знаю.

— Ладно, я советую, чтобы ты пришла не одна, а с кем-нибудь, кому доверяешь, с подругой, ну не знаю, тебе виднее. Потому что после валиума и до анестезии у тебя будет немного кружиться голова, и не стоит тебе, мамочка моя, ходить по улице в одиночку.

— Ладно.

— Хочешь задать мне какой-нибудь вопрос?

— Нет.

— Тогда поговорим о вознаграждении. Это обойдется тебе в две тысячи песо. Принесешь их мне наличными, ведь мы не работаем с банковскими счетами, ага? Песо или доллары, все равно.

— …

— Деньги-то, мамочка, у тебя есть?

— Да-да, есть.

— Ладно, ну что, назначим дату сейчас? Тебе подходит десятое июля?

— Нет, мы как раз в тот день уезжаем в выпускное путешествие.

— Так сколько тебе лет, мамочка?

— Девятнадцать.

— Точно?

— Да. Я оставалась на второй год.

— Потому что, знаешь, мы не принимаем несовершеннолетних, если они приходят без взрослых.

— Мне девятнадцать.

— На этот счет у нас строгие правила, проблем нам не нужно.

— Говорю же, я совершеннолетняя.

— Ладно, мамочка, только в день операции принесешь мне документ, ага?

— Ладно.

— Как лучше, до или после твоего путешествия?

— После.

— Слушай, мы не можем сильно затягивать с этим, потому что… Ты когда возвращаешься?

— Восемнадцатого.

— Восемнадцатое — это воскресенье. Понедельник у нас весь занят. Вторник, двадцатое, тебе подходит?

— Да.

— Значит, во вторник, двадцатого, в десять утра.

— Ладно, придется мне пропустить колледж.

— Ну, мамочка, смотри не перепутай.

— …

— Так я тебя записываю на вторник, двадцатое?

— Да.

— Ладно, жду тебя во вторник, двадцатого, в десять утра. Не забудь, что платить нужно наличными, и документ, пожалуйста.

— …

— Вот тебе рецепт на валиум.

— Да.

— Пока, мамочка.

— Пока.

— Удачного путешествия.

10

Я вошла в квартиру Твоей, как в свою собственную. Ключ побольше был от двери в подъезд. Я никого не встретила ни у входа, ни на лестничной клетке. Прежде чем войти, я надела резиновые перчатки, которые купила по дороге. За свою жизнь я видела достаточно детективных сериалов, чтобы не оставлять отпечатков пальцев где попало. Позвонила в квартиру — на случай, если Алисия жила не одна. Никто не ответил. Я вставила ключ в замочную скважину и вошла. Это была двухкомнатная квартирка, небольшая, но уютная и очень чисто прибранная.

До того как проверять шкафы и ящики, я огляделась вокруг. Множество фотографий в рамках. Семейные портреты. Все улыбаются, как на рекламе стоматологической клиники. «Думаю, скоро все эти люди будут очень долго плакать». Две фотографии занимали особое место и привлекали взгляд: черно-белый портрет Твоей и цветное фото, на котором она обнимала девушку лет двадцати с небольшим, высокую и черноволосую. Я поискала фотографию, с которой скалился бы мой муж, но такой не нашла. Хорошо, значит, ему пока что не нашлось места среди родственников. «Невозможно повесить фотографию любовника рядом с портретом бабушки или племянницы, будто бы он такая же родня», — решила я. Но тут я ошибалась, причина была совсем в другом.

Тщательный обыск я начала с гостиной. Я не обнаружила ничего подозрительного, того, что могло быть связано с моим мужем или где упоминалось его имя, не считая рабочих бумаг. Затем я занялась ванной и кухней. Тоже ничего. Спальню я оставила напоследок. Я знала, что если что-то и найдется, то только там. Так оно и вышло. Открыв дверь, я просто ахнула при виде двуспальной кровати. На минуту я представила себе, как Эрнесто барахтается на этой кровати и до седьмого пота занимается здесь любовью с Твоей. Меня охватила жгучая ненависть, захотелось кого-нибудь убить. Но она уже мертва. Я успокоилась, глубоко вдохнула и снова сосредоточилась на том, ради чего явилась. Я здесь не для того, чтобы раздувать пожар, а для того, чтобы погасить угли. Надо уметь видеть положительные стороны во всем, даже в этой кровати, потому что, в конце концов, если меня беспокоит то, что Эрнесто на ней валялся, теперь ведь ясно, что больше он уже тут валяться не будет. Единственное, что мне следует сделать, — это отыскать и забрать улики, которые ему потом могут предъявить. А двуспальную кровать никому предъявить нельзя, потому что от лежания на ней следов не остается. «Или остаются?» — вдруг пришло мне в голову. И я стала проверять простыни. Они были такими гладкими и чистыми, словно на них никто прежде не спал. Ни пятнышка, ни волоса, ни малейшей складочки.


Еще от автора Клаудиа Пиньейро
Вдовы по четвергам

У современной аргентинской писательницы Клаудии Пиньейро есть поклонники в разных странах, ее читают на разных языках. Успеху Пиньейро способствует и то, что ее лучшие книги были экранизированы, в том числе романы «Твоя» и «Вдовы по четвергам». Действие «Вдов по четвергам» (роман удостоен премии «Кларин», жюри которой возглавлял нобелевский лауреат Жозе Сарамаго) происходит в «элитном» поселке, расположенном недалеко от Буэнос-Айреса. Здесь живут богатые, уверенные в себе и в своем будущем люди. Здесь они создали для себя «зеленый рай», отгородившись от остального мира высоким забором.


Рекомендуем почитать
Письмена на орихалковом столбе

Вторая книга несомненно талантливого московского прозаика Ивана Зорина. Первая книга («Игра со сном») вышла в середине этого года в издательстве «Интербук». Из нее в настоящую книгу автор счел целесообразным включить только три небольших рассказа. Впрочем, определение «рассказ» (как и определение «эссе») не совсем подходит к тем вещам, которые вошли в эту книгу. Точнее будет поместить их в пространство, пограничное между двумя упомянутыми жанрами.Рисунки на обложке, шмуцтитулах и перед каждым рассказом (или эссе) выполнены самим автором.


Прекрасны лица спящих

Владимир Курносенко - прежде челябинский, а ныне псковский житель. Его роман «Евпатий» номинирован на премию «Русский Букер» (1997), а повесть «Прекрасны лица спящих» вошла в шорт-лист премии имени Ивана Петровича Белкина (2004). «Сперва как врач-хирург, затем - как литератор, он понял очень простую, но многим и многим людям недоступную истину: прежде чем сделать операцию больному, надо самому почувствовать боль человеческую. А задача врача и вместе с нимлитератора - помочь убавить боль и уменьшить страдания человека» (Виктор Астафьев)


Свете тихий

В книгу «Жена монаха» вошли повести и рассказы писателя, созданные в недавнее время. В повести «Свете тихий», «рисуя четыре судьбы, четыре характера, четыре опыта приобщения к вере, Курносенко смог рассказать о том, что такое глубинная Россия. С ее тоскливым прошлым, с ее "перестроечными " надеждами (и тогда же набирающим силу "новым " хамством), с ее туманным будущим. Никакой слащавости и наставительности нет и в помине. Растерянность, боль, надежда, дураковатый (но такой понятный) интеллигентско-неофитский энтузиазм, обездоленность деревенских старух, в воздухе развеянное безволие.


Ого, индиго!

Ты точно знаешь, что не напрасно пришла в этот мир, а твои желания материализуются.Дина - совершенно неприспособленный к жизни человек. Да и человек ли? Хрупкая гусеничка индиго, забывшая, что родилась человеком. Она не может существовать рядом с ложью, а потому не прощает мужу предательства и уходит от него в полную опасности самостоятельную жизнь. А там, за границей благополучия, ее поджидает жестокий враг детей индиго - старичок с глазами цвета льда, приспособивший планету только для себя. Ему не нужны те, кто хочет вернуть на Землю любовь, искренность и доброту.


Менделеев-рок

Город Нефтехимик, в котором происходит действие повести молодого автора Андрея Кузечкина, – собирательный образ всех российских провинциальных городков. После череды трагических событий главный герой – солист рок-группы Роман Менделеев проявляет гражданскую позицию и получает возможность сохранить себя для лучшей жизни.Книга входит в молодежную серию номинантов литературной премии «Дебют».


Русачки

Французский юноша — и русская девушка…Своеобразная «баллада о любви», осененная тьмой и болью Второй мировой…Два менталитета. Две судьбы.Две жизни, на короткий, слепящий миг слившиеся в одну.Об этом не хочется помнить.ЭТО невозможно забыть!..