Твой последний врач. Чему мертвые учат живых - [25]
– Ну да, я утром проснулась, пошла умываться, и тут это. Так что со мной, доктор, не пора ли присматривать себе уютную урну для праха?
– Твои черные точки в слюне – это комочки туши, балда. Напугала ты меня своей плесенью. Умойся и живи долго и счастливо.
– Уважаемая Татьяна, а вы точно доктор? Я, конечно, не уточняла, но, думаю, ты и так в курсе, что я сплевывала ртом, а не глазами! Как тушь могла попасть в слюну?
– Через носослезный проток, который соединяет глаз с нижним носовым ходом полости носа. Вспомни, когда ты плачешь, то начинаешь шмыгать носом. Почему? Избыток слез, помимо течения по щекам, дренируется из конъюнктивального мешка в ближайшее место для эвакуации – то есть в нос. Носовая полость снаружи сообщается с окружающей средой ноздрями, а внутри заканчивается носоглоткой, а дальше по задней стенке плавно переходит в ротоглотку, откуда (сюрприз!) и вышли комочки туши с твоей слюной при отхаркивании. Спорим на стыренный бокал, что если ты сейчас высморкаешься, то опять увидишь эти точки?
– Ладно, звучит логично, погоди секунду, не клади трубку.
Было слышно, как Аня прочищает нос, а затем и горло. Спустя пару секунд я услышала ее радостный вопль. В принципе она могла бы просто открыть окно и орать в него, ее все равно было бы слышно.
– Ах ты ж Шерлок в юбке! Я еще между пальцев растерла – точно моя тушь! Бокал не отдам, это трофей, но с меня шоколадка, когда увидимся.
– Никаких шоколадок, я до сих пор не нашла платье, в которое помещалось бы мое метровое в обхвате приданое. А вот какой-нибудь морковно-яблочный смузи можно.
– Я тебя обожаю! В жизни бы не догадалась, что дело в этом!
– Ты, главное, всегда тщательно смывай косметику перед сном. Я новость читала, не знаю, насколько правдивую погугли Терезу Линч, у нее в веко вросли эти комочки, потому что она больше двадцати лет плохо ухаживала за кожей и ложилась спать с мейком. Все, я побежала работать, береги себя!
– Пока, мой самый любимый патологоанатом!
На входе в кабинет я чуть не столкнулась с Саней, которая несла в руках историю болезни.
– Танчик, мне позвонил наш инфекционист и попросил сейчас побыстрее провести вскрытие, а у меня как раз пара в это время. Сгоняй, пожалуйста, за моими студентами во вторую аудиторию и приведи их сюда, пусть только они обязательно все наденут маски и перчатки, включая тебя. И ты последи за ними, чтобы никто в обморок не грохнулся.
Третьекурсники всегда с воодушевлением ждут похода на аутопсию: для них это проверка на прочность себя и других. Удивительно, как одно и то же событие для одних является горем, а для других – радостью. Каждый студент втайне надеется, что какой-нибудь его одногруппник отключится от испуга или хотя бы его вырвет от отвращения.
С обучающей точки зрения поход в морг очень полезен для будущих врачей. Во-первых, они видят, как на самом деле выглядят органы, поскольку то, что рисуют в атласах или 3D-программах, зачастую изображается намного эстетичнее, чем бывает в жизни. Во-вторых, у студентов начинает формироваться пространственное представление о расположении органов и их истинных размерах.
Помню, как с группой мы пришли первый раз в морг и я была поражена тем, какая на самом деле у нас малюсенькая матка и яичники: длина всего-то с указательный палец, а сколько проблем ежемесячно приносит! А наш преподаватель немного торопился и порезал себе палец. Нож спокойно проколол тоненькую перчатку, и эта картина навсегда отбила у меня желание экипироваться абы как.
В-третьих, уже после одного вскрытия многие студенты-медики понимают, смогут ли они работать патологоанатомами или нет. К запаху можно привыкнуть, но у некоторых может обнаружиться аллергия на формалин, а когда у тебя постоянно слезятся глаза и течет из носа, работать невозможно. А у кого-то и вовсе возникает некрофобия – иррациональный страх трупов и вообще любых похоронных ритуалов. Я все же придерживаюсь мнения, что работа как минимум не должна вызывать отвращения или желания уволиться, потому что спускать половину зарплаты на психотерапевтов из-за стресса – не очень приятная перспектива.
Как по мне, с живыми работать гораздо страшнее. Когда у нас была практика в хирургическом отделении, я смотрела на операции с ужасом и даже на секунду не могла представить себя работающей здесь.
Мы были на операциях по удалению огромной щитовидной железы и замене коленного сустава. Конечно, интересно было взглянуть на практическую часть работы после изучения сотни часов теории, но я все равно чувствовала, что это не мой путь. Я долго искала то, что было бы мне по сердцу. Во время работы в роддоме я рыдала вместе с младенцами, у которых приходилось брать кровь из пятки на скрининг: сжимаешь крохотную розовую пяточку своей ладонью, чтобы прилила кровь, скарификатором крест-накрест прокалываешь упругую ткань и сразу прикладываешь особую фильтровальную бумагу с пятью очерченными кружками. И пропитать все нужно полностью, иначе придется переделывать: «Ну прости меня, пожалуйста, крошечка, я не хочу делать тебе больно, но это необходимо. Зато проверим, что ты здоров, и поедешь домой с мамой и папой».
