Твой единственный брат - [34]

Когда ходил в прорабах, — тоже хватало просителей. Тогда Борис Петрович понял, что только в кино остались прорабы, которые хватали этих просителей за шиворот и выбрасывали в окно. Сам он силу не применял, милицию в засаду не усаживал, просто прощался и кивал на дверь. Но ни разу не пошел на сделку, хоть и видел, как быстро обесценивается эта категория взаимоотношений, как все стало доступно.

Правда, был один раз соблазн…  Беспроигрышный вариант — бесхозная, неучтенная керамическая плитка, то да се — наследство от предшественника, который уже дела сдал, все списал, чист как слеза и уехал в неизвестном направлении. Наследство в дальнем углу кладовой, никто, кроме Бориса Петровича, о нем не знает, кладовщика нет, еще раньше уволился. Даже если и всплывет где-то в бумагах, — поди докажи, он же ничего не принимал, нигде не расписывался. А тут еще и кладовую вместе с караваном бытовок перетащили на новый объект. Вроде как подарок судьбы, запас на что-то, что впереди светит, база для подъема. Пусти все это в оборот, обзаведись клиентурой, укрепи связи — вот тебе и рост, и предсказуемые возможности. Три месяца не трогал наследства Борис Петрович, тогда еще совсем юный прораб. А потом все это пустил в дало: распределил между бригадами отделочников. И облегченно вздохнул.

Была у Бориса Петровича еще одна поездка домой, за три года до этой, последней. Вдруг очень захотелось побывать в старом доме. И с Вадимом необходимо было поговорить: судя по письмам, его дела шли в гору, он стал не в меру хвастлив.

С собой Борис Петрович взял жену и детей, хоть и не хотелось ему этого. Как раз за год до поездки он уже отпускал их к брату летом, после чего жена стала придирчивой: то в доме не так, планировка плохая, то жизнь в поселке скучная, то детям хорошее образование нужно, а младшему — и музыкальное: любит петь, получается. Короче, второй фронт открылся.

Время для поездки было удобное: конец июля, на заготовках леса почти тишина, одна бригада отрабатывает ближние деляны, остальные готовят технику к зимнему сезону или заняты на переработке древесины. Ребята, которых он послал учиться работать на новых лесоповалочных машинах, вернутся через месяц, тогда и первые две машины должны подойти. Дома картошка окучена, помидоры только в рост пошли. Пацанам в школу не скоро, жена в своем отделении связи подписку успеет оформить, в августе только ведомственная. Поехали… 

Встреча была шикарная. «Жигули» сверкали, будто новые (так оно и оказалось, поменял). Машину, кстати, разглядел еще сверху, из самолета, Вовка, — закричал на весь салон:

— А вон дяди-Вадина машина!

Вадим вел машину из аэропорта на большой скорости, небрежно придерживая руль одной рукой. Он и сидел развалясь, для видимости перекинув ремень безопасности через плечо.

— Мог бы и потише, — проворчал Борис Петрович.

— Боренька, дорогой, не поспеешь — получишь шиш, — и рассмеялся. — Люблю эту трассу. Опасная, как настоящая жизнь. Машины туда-сюда, а в машинах люди, разные люди, что выкинут в последний момент — неизвестно. Но все хотят куда-то лететь или встречают. Вот как мы с тобой. Потому и тесно, потому и опасно. Но летать надо — кто вперед, кто успеет… 

Борис Петрович чувствовал новое в брате, в этом его философствовании.

— Мне уже пятый десяток пошел, тебе тоже скоро, а о чем ты доложишь там богу или дьяволу, когда придет черед? Нет, дорогой, если я сейчас не увеличу скорость, потом перед самим собой будет стыдно. Не про меня писано вести серую жизнь… 

Заехали на дачу. В теплице Вадим набрал помидоров и огурцов, сказав:

— Вот это там, на рынке, полтинник, а то и рупь штучка. Город не маленький, витаминчиков жаждет, почему же не дать? Но сегодня витаминчики будут хрумкать мои племяши — за бесплатно. Они на Севере живут, им полезно… 

Через день Борис Петрович поехал в старый поселок. Поселок раздражал его своей неухоженностью, неприбранными улицами, особенно главной, начинавшейся от проходной завода. И домов вроде понастроено много, даже девятиэтажки появились, а все равно неуютно как-то. Словно жили здесь временно, хотя на самом деле это не так. Тут остались многие из одноклассников Бориса Петровича, но с ними встречаться не хотелось. Опять слушать жалобы на плохое снабжение, перебои с автобусами, недоброту людей, частые болезни, некачественную колбасу?.. О заводских делах уже не говорили — тема, казалось, исчерпана до дна, дальше уж некуда, начиная с необоснованных планов. От всего этого становилось обидно, хотелось крикнуть: «Да как же это, люди вы мои дорогие?! О чем говорим? О чем молчим?» Он шел в свой старый дом посмотреть на комнаты, огород, баньку. Если, конечно, новые хозяева разрешат.

Прошел от остановки между серыми пятиэтажками, по проулку среди одноэтажных домишек и подошел к дому, скрытому густыми черемухами и разросшимся малинником. Две черемухи, что росли против его окна, наполовину были окутаны белой кисеей паутины. Калитка была все та же, только уж изрядно разболтанная. Борис Петрович, не входя во двор, крикнул:

— Хозяева!

Подождал, повторил. Но никто не отозвался. Видимо, хозяева были во дворе, и Борис Петрович прошел к крыльцу. Сразу отметил, что веранда вверху отошла от стены дома, а у крыльца — отколовшаяся доска, на входной двери синяя краска облупилась, красилось еще в его бытность. Над дверью был легкий навес, одна подпорка которого болталась, отчего навес перекосился и напоминал козырек небрежно надвинутой кепчонки. Видимо, новые хозяева мелочами быта не интересовались.