Твой единственный брат - [32]

Грянул гром оркестра, все расступились, подняли гроб с табуреток, и он поплыл от ограды, от дома, от черемух, покрытых бурой осенней ржавчиной, по проулку меж таких же небольших домишек, затем вплыл в проход между стенами унылых пятиэтажек и повернул на широкую улицу, ведущую прямо к проходной завода. Оркестр грохотал невыносимо, народу слишком, много, нескончаемо длинной была вереница автобусов, сопровождавшая катафалк… 

На кладбище, пока выравнивали песчаный холмик, устанавливали красный железный памятник со звездой, Борис стоял у могилы матери, ухоженной, с небольшим обелиском. В голове гудело, тело охватывало сухим жаром… 

Дома он слег. А через неделю, когда почувствовал себя здоровым, перед обедом заскочил Вадим.

— Пойдем, покажу кое-что, — заторопил он, как всегда деловитый.

Вышли из дома. За воротами попыхивал КамАЗ.

— Глянь в кузов, — небрежно сказал Вадим.

Но и так было видно. Аляповатое сооружение из белого мрамора возвышалось своими башенками, колоннами, двумя шпилями над бортом кузова… 

— Зачем это? — вырвалось у Бориса.

— Дурень, завтра же девять дней, а сейчас поедем с мужиками, установим. Что ж, наш батя не заслужил? Поедем, я тебе покажу, как некоторые своих родных хоронят. А чем мы хуже других?

Только теперь Борис понял, что и гром оркестра, и масса народу, и поминки в ресторане — все это был не бред больного сознания, а вполне реальная активность его родного брата.

Уехал он в тот раз (хоть и поругался с Вадимом по поводу всей этой неуместной пышности), подумав, что причиной тому, может, — бескультурье жизни поселка в нелегкие годы, когда они с братом подрастали. Вспомнил, как сам увлеченно играл сотнями пробок от бутылок, продумывая грандиозные сражения, а брат слонялся из угла в угол, щипал Бориса или ломал все его хитроумные сооружения. Заставить его сесть за книгу никто не мог. Борису неинтересно было с ним говорить, когда стали старше… 

«Чего ты хочешь? — говорил себе Борис Петрович, возясь вечерами со своим первенцем, двухлетним Вовкой. — Откуда ж всем набраться высоких устремлений в той жизни, когда и кино-то два раза в неделю, и ни телевизора тебе, ни театра… »

На этих мыслях Борис Петрович и успокоился. Но когда он через три года смог выбраться из тайги, Вадим привез его из аэропорта уже на собственных «Жигулях». Жил он теперь в просторной трехкомнатной квартире в экспериментальном доме. Обои, ниши, и не прихожая, а холл, не балкон, а лоджия…  Впрочем, и балкон был. И дом не в заводском поселке, а в центре. И жили в соседних квартирах люди, заметные в городе, чем брат гордился. Работал Вадим прорабом в крупном стройуправлении, на сооружении жилья. То есть, в организации, где план выполнялся за счет хаоса. Он и Бориса звал вернуться насовсем. Обещал помочь с квартирой и с местом в спокойной стройконторе, где непонятно почему платили колесные и командировочные, хотя отлучаться приходилось не дальше окраины города. «Пожалей семью, выбирайся из тайги!».

Борис Петрович и в самом деле иногда подумывал, не вернуться ли в родные места. Но такие моменты бывали недолгими, так как дел было невпроворот, а без него, он считал, все остановится. Леспромхозовские дела — не одно только производство.

Вот как-то заявился к нему в контору председатель поссовета:

— Давай-ка, Борис Петрович, командировку. За комбикормами съезжу.

Он тогда удивился, так как считал предпоссовета мужиком разумным, даже осторожным:

— Не жирно ли, для своей свиньи по командировкам ездить? Ты, Михалыч, не забывай, — мы в лесу живем, здесь каждого видно.

— Так я же не для одного себя. Про людей думать нужно. Я с размахом, сразу тонн сто-двести брать буду. И коровьего комбикорма закажу. Да и телок хороших присмотрю, чтоб на полпоселка хватило. А ты, Борис Петрович, добудь пока еще одну рубилку, я колхозу, куда заеду, пообещаю хвойной муки. И еще, если дашь, пообещаю подкинуть пиломатериалу. Не бойся, лимит на лес выбью в облисполкоме. Пришла, Борис Петрович, по нашему ведомству бумага — надо и личные подсобные хозяйства укреплять, не только общие.

Задумался тогда над этой проблемой Борис Петрович, хоть не очень-то вдохновился бодрым тоном предпоссовета. С одной стороны, понимал, что лишь на орсовском снабжении сыт не будешь, начались перебои с мясом и колбасой, а про молоко стали только вспоминать. Потому и он сам, и многие другие держали по хрюшке с подсвинками — на остатках со своего стола. Но с другой…  Иметь еще и корову — всякий ли решится? В лесу-то на сено не разгонишься, с иного ручья на себе надо траву волочить за километры. А мари, где травы много, от поселка далеко, да и вывезти сено можно лишь зимой по замерзшему болоту, причем на леспромхозовской технике. Раскачаешь ли молодые семьи, на такой труд, если еще их отцы стали от него отвыкать? Комбикорма, конечно, хорошо, но без сена никуда…  А без молока куда? Кое-кто из стариков, правда, держал коров, потому что давно, когда лесопункт еще строился, позанимали ближние к поселку поляны, заготавливают сено. А теперь за литр молока по рублю дерут, и ничего им не скажи, всего-то три-четыре коровы на поселок, а детишек — полная восьмилетка и детский сад.