Творящие любовь - [143]

— Если мы будем благоразумными, — строго заметил он, — с деньгами ничего не случится.

— Ты говоришь, как банкир, — раздраженно заявила Элизабет-Энн. — Все-таки ты должен согласиться, что, когда мы делаем определенные капиталовложения, никому не повредит потратить на это немного денег. Недвижимость — одно из вложений. — Элизабет-Энн помолчала, потом оглянулась, проверяя, может ли Анна ее услышать, и снизила голос до шепота. — А одежда — другое. Знаешь ли, Анне пора иметь новый гардероб.

— Зачем? Она счастлива тем, что имеет. Когда ей что-нибудь нужно, она идет в магазин и покупает.

— Когда ей что-нибудь нужно, — поправила внука Элизабет-Энн, — она выжидает и отправляется к Гимбелсу или Александру на распродажи. Неужели, Генри, ты не можешь отвести ее к Саксу или Бергдорфсу? Я хочу сказать, ей не нужны парижские новинки. Она очень привлекательна и может надевать что угодно. Но что-нибудь хорошее, так?

— У нее есть одна черта, — медленно заговорил Генри. — Она всегда бедствовала, а теперь боится бросать деньги на ветер.

— Нет, она боится их тратить. Вот в чем разница. — Элизабет-Энн не смогла удержаться от слабой иронической улыбки, искривившей ее губы. Впервые услышав о существовании Анны, она испугалась, что это охотница за золотом Хейлов. Теперь, оглядываясь назад, она понимала, насколько была не права. Если Генри был сверхконсервативен, то Анна оказалась чрезвычайно экономной. Элизабет-Энн догадывалась, что Анна не выбрасывает пластиковые пакеты и стеклянные банки, а использует их снова. — Разве ты не говорил ей, что мы богаты? — спросила она Генри.

— Она об этом знает.

— Но говорил ли ты ей, насколько мы богаты?

— Говорил.

— И что?

— Она в это не верит. Анна говорит, что в мире не бывает таких денег.

— Иногда, — заговорила Элизабет-Энн, размышляя вслух, — даже я не могу в это поверить. Двести пятьдесят миллионов долларов! — Она покачала головой и снова засмеялась. — Ладно. Вернемся к вопросу о доме. Ты в замешательстве из-за него. Ты знаешь, что его нельзя пойти и поменять, как столовый прибор у Тиффани. За это заплачено, и с твоей стороны будет проявлением дурного тона отказаться от него. Это мой подарок, ты должен принять его с благодарностью.

— Бабушка, ты просто душка. Но совершенно невозможная.

— Ты и Анна — мои внуки. Дайте мне побаловать вас хоть разочек, — проворчала она.

— Тогда мы благодарим тебя.

— Ты уже не один раз это сделал. — Элизабет-Энн остановилась и огляделась. — Ты только подумай о преимуществах этого места. До города добраться легко. Если захочешь, ты всегда сможешь избежать пробок.

— Каким образом? — заинтригованно спросил Генри.

— Купив яхту. Агент по продаже недвижимости сказал мне, что последний владелец добирался до города на собственной скоростной яхте. Я догадываюсь, что он просто позаимствовал идею у тех миллионеров, что жили здесь до Великой депрессии.

Генри улыбнулся:

— Посмотрим.

— Мы не потеряли Анну? — забеспокоилась Элизабет-Энн, оглядываясь по сторонам. — О, да ты прямо позади нас. — Она выставила локоть, чтобы Анна смогла просунуть под него свою руку, и все трое отправились бродить по периметру поместья. — Не могу дождаться, когда вы увидите фруктовый сад. Но сегодня туда слишком далеко идти. Всего земли здесь сорок три акра[28]. Но они вам пригодятся, так же как и лишние спальни в доме. Растущим семьям нужно побольше места. Вы ведь собираетесь подарить мне кучу правнуков или нет?

Элизабет-Энн обезоруживающе улыбнулась Анне, а та побледнела.

— Что-нибудь не так? — озабоченно спросила Элизабет-Энн.

Анна улыбнулась, но бабушка успела заметить неумолимую безутешную печаль, притаившуюся глубоко-глубоко в синих глазах.

— Нет-нет, — торопливо заверила ее Анна. — Я просто подумала в этот момент о другом, вот и все.

Анна, словно каменная, сидела на скамейке в Центральном парке и наблюдала за парадом нянь, толкающих перед собой дорогие импортные коляски с младенцами. Было позднее утро великолепного сияющего дня, вовсю светило солнце. Но Анну охватила тоска. Она и припомнить не могла, когда еще чувствовала себя такой несчастной.

До сегодняшнего дня у нее все не находилось времени остановиться и подумать. Обдумать ее жизнь с Генри. А теперь мысли переполняли ее.

Генри. Как же она его любит! Если Анна в чем и была уверена в этой жизни, так это в своей любви. С самого начала они оба не сомневались друг в друге. Никому из них не требовалось сомневаться или анализировать свои чувства. И все-таки как мало она о нем знала. И как мало знает до сих пор. В этом и крылась частица их любви, радость ежедневных открытий.

Но теперь со всем этим было кончено.

«О Господи», — подумала Анна, ее глаза потускнели, как только она ощутила знакомую тупую боль в животе. Уже много дней она испытывала эти неприятные ощущения, всегда заканчивающиеся тошнотой. Это ее боль и несчастье поселились где-то в желудке. Как только она чувствовала себя подавленной, депрессия всегда заявляла о себе подобным образом.

«Почему, ну почему, — спрашивала она себя, — я ничего не сказала ему об Амедео?»

Но на самом деле она понимала, что только выигрывает от того, что ей нет нужды все ему рассказывать. С их первой ночи Генри знал, что она не девственница. Казалось, для него это не имеет никакого значения.