Творения - [23]

Сел самоедов, обреченных уснуть,

В ресницах метелей,

Мертвые бельма своих городов,

Затерянные в снегу?

Ты ли шамкаешь лязгом

Заколоченных деревень?

Жителей нет — ушли,

Речи ведя о свободе.

Мертвые очи слепца

Ты подымаешь?

Как! Волга, матерью,

Бывало, дикой волчицей

Щетинившая шерсть,

Когда смерть приближалась

К постелям детей —

Теперь сама пожирает трусливо детей,

Их бросает дровами в печь времени?

Кто проколол тебе очи?

Скажи, это ложь!

Скажи, это ложь!

За пятачок построчной платы!

Волга, снова будь Волгой!

Бойко, как можешь,

Взгляни в очи миру!

Глаждане города голода.

Граждане голода города.

Москва, остров сытых веков

В волнах голода, в море голода,

Помощи парус взвивай.

Дружнее, удары гребцов!

<Октябрь-ноябрь 1921>

158 . "В тот год, когда девушки…"

В тот год, когда девушки

Впервые прозвали меня стариком

И говорили мне: «Дедушка», — вслух презирая

Оскорбленного за тело, отнюдь не стыдливо

Поданное, но не съеденное блюдо,

Руками длинных ночей,

В лечилицах здоровья, —

В это<м> я ручье Нарзана

Облил тело свое,

Возмужал и окреп

И собрал себя воедино.

Жилы появились на рук<ах>,

Стала шире грудь,

Борода шелковистая

Шею закрывала.

7 ноября 1921

159 . "Сегодня Машук, как борзая…"

Сегодня Машук, как борзая,

Весь белый, лишь в огненных пятнах берез.

И птица, на нем замерзая,

За летом летит в Пятигорск.

Летит через огненный поезд,

Забыв про безмолвие гор,

Где осень, сгибая свой пояс,

Колосья собрала в подол.

И что же? Обратно летит без ума,

Хоть крылья у бедной озябли.

Их души жестоки, как грабли,

На сердце же вечно зима.

Их жизнь жестока, как выстрел.

Счет денег их мысли убыстрил.

Чтоб слушать напев торгашей,

Приделана пара ушей.

9 ноября 1921, начало 1922

160 . "Перед закатом в Кисловодск…"

К. А. Виноградовой^*

Перед закатом в Кисловодск

Я помню лик, суровый и угрюмый,

Запрятан в воротник:

То Лобачевский — ты,

Суровый Числоводск.

Для нас священно это имя.

«Мир с непоперечными кривыми»

Во дни «давно» и весел

Сел в первые ряды кресел

Думы моей,

Чей занавес уж поднят.

И я желал сегодня,

А может и вчера,

В знаменах Невского,

Под кровлею орлиного пера,

Увидеть имя Лобачевского.

Он будет с свободой на «ты»!

И вот к колодцу доброты,

О, внучка Лобачевского,

Вы с ведрами идете,

Меня встречая.

А я, одет умом в простое,

Лакаю собачонкой^*

В серебряном бочонке

Вино золотое.

10 ноября 1921

161 . "Русь зеленая в месяце Ай!.."

Русь зеленая в месяце Ай^*!

Эй, горю-горю, пень!

Хочу девку — исповедь пня.

Он зеленый вблизи мухоморов.

Хоти девок — толкала весна.

Девы жмурятся робко,

Запрятав белой косынкой глаза.

Айные радости делая,

Как ветер проносятся

Жених и невеста, вся белая.

Лови и хватай!

Лови и зови огонь горихвостки^*.

Туши поцелуем глаза голубые,

Шарапай^*!

И, простодушный, медвежьею лапой

Лапай и цапай

Девичью тень.

Ты гори, пень!

Эй, гори, пень!

Не зевай!

В месяце Ай

Хохота пай

Дан тебе, мяса бревну.

Ну?

К девам и жёнкам

Катись медвежонком

Или на панской свирели

Свисти и играй. Ну!

Ты собираешь в лукошко грибы

В месяц Ау^*.

Он голодай^*, падает май.

Ветер сосною люлюкает^*,

Кто-то поет и аукает,

Веткой стоокою стукает.

И ляпуна^* не поймать

Бесу с разбойничьей рожей.

Сосновая мать

Кушает синих стрекоз.

Кинь ляпуна, он негожий.

Ты, по-разбойничьи вскинувши косы,

Ведьмой сигаешь через костер,

Крикнув: «Струбай^*!»

Всюду тепло. Ночь голуба.

Девушек толпы темны и босы,

Темное тело, серые косы.

Веет любовью. В лес по грибы.

Здесь сыроежка и рыжий рыжик

С малиновой кровью,

Желтый груздь, мохнатый и круглый,

И ты, печерица,

Как снег скромно-белая.

И белый, крепыш с толстой головкой.

Ты гнешь пояса,

Когда сенозарник^*,

В темный грозник^*.

Он — месяц страдник^*,

Алой змеею возник

Из черной дороги Батыя.

Колос целует

Руки святые

Полночи богу.

В серпня^* неделю машешь серпом,

Гонишь густые колосья,

Тучные гривы коней золотых,

Потом одетая, пьешь

Из кувшинов холодную воду.

И в осенины^* смотришь на небо,

На ясное бабие лето,

На блеск паутины.

А вечером жужжит веретено.

Девы с воплем притворным

Хоронят бога мух^*,

Запекши с малиной в пирог.

В месяц реун^* слушаешь сов,

Урожая знахарок.

Смотришь на зарево.

После зазимье, свадебник^* месяц,

В медвежьем тулупе едет невеста,

Свадьбы справляешь,

Глухарями украсив

Тройки дугу.

Голые рощи. Сосна одиноко

Темнеет. Ворон на ней.

После пойдут уже братчины^*.

Брага и хмель на столе.

Бороды политы серыми каплями,

Черны меды на столе.

За ними зимник^* —

Умник в тулупе.

Осень 1921

162 . "Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые…"

Завод: ухвата челюсти, громадные, тяжелые,

Проносят медь, железо, олово;

Огня — ночного властелина — вой:

Клещи до пламени малиновые;

В котлах чугунных кипяток

Слюною кровавою клокочет;

Он дерево нечаянно зажег,

Оно шипит и вспыхнуть хочет!

Ухват руду хватает мнями^*

И мчится, увлекаемый ремнями.

И, неуклюжей сельской панны,

Громадной тушей великана

Руда уселась с края чана,

Чугун глотая из стакана!

Где печка с сумраком боролась,

Я слышал голос — ржаной, как колос:

«Ты не куй меня, мати,

К каменной палате!

Ты прикуй меня, мати,

К девич<ь>ей кровати!»

Он пел по-сельскому у горна,

Где все — рубаха даже — черно.

Зловещий молот пел набат,

Руда снует вперед-назад!

Всегда горбата, в черной гриве,

Плеснув огнем, чтоб быть красивой.

Осень 1921

163 . "Вши тупо молилися мне…"

Вши тупо молилися мне,

Каждое утро ползли по одежде,