Творения - [21]

Под белою волной,

Что за морем искал священник наготы.

Он Разиным поклялся быть напротив.

Ужели снова бросит в море княжну? Противо-Разин^* грезит.

Нет! Нет! Свидетели — высокие деревья!

Студеною волною покрыв себя

И холода живого узнав язык и разум,

Другого мира, ледян<ого> тела,

Наш юноша поет:

«С русалкою Зоргама^* обручен

Навеки я,

Волну очеловечив.

Тот — сделал волной деву».

Деревья шептали речи столетий.

Лето-осень 1921

145 . "Ра — видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде…"

Ра^* — видящий очи свои в ржавой и красной болотной воде,

Созерцающий свой сон и себя

В мышонке, тихо ворующем болотный злак,

В молодом лягушонке, надувшем белые пузыри в знак мужества,

В траве зеленой, порезавшей красным почерком стан у девушки, согнутой с серпом,

Собиравшей осоку для топлива и дома,

В струях рыб, волнующих травы, пускающих кверху пузырьки,

Окруженный Волгой глаз^*.

Ра — продолженный в тысяче зверей и растений,

Ра — дерево с живыми, бегающими и думающими листами, испускающими шорохи, стоны.

Волга глаз,

Тысячи очей смотрят на него, тысячи зир и зин^*.

И Разин^*,

Мывший ноги,

Поднял голову и долго смотрел на Ра,

Так что тугая шея покраснела узкой чертой.

1921

146 . Союзу молодежи

Русские мальчики, львами

Три года охранявшие народный улей,

Знайте, я любовался вами,

Когда ы затыкали дыры труда

Или бросались туда,

Где львиная голая грудь —

Заслон от свистящей пули.

Всюду веселы и молоды,

Белокурые, засыпая на пушках,

Вы искали холода и голода,

Забыв про постели и о подушках.

Юные львы, вы походили на моряка

Среди ядер свирепо-свинцовых,

Что дыру на котле

Паров, улететь готовых,

Вместо чугунных втул

Локтем своего теласмело заткнул.^*

Шипит и дымится рука

И на море пахнет жарким — каким?

Редкое жаркое, мясо человека.

Но пар телом заперт,

Пары не летят,

И судно послало свистящий снаряд.

Вам, юношам, не раз кричавшим

«Прочь» мировой сове,

Совет:

Смело вскочите на плечи старших поколений,

То, что они сделали, — только ступени.

Оттуда видней!

Много и далёко

Увидит ваше око,

Высеченное плеткой меньшего числа дней.

1921

147 . Я и Россия

Россия тысячам тысяч свободу дала.

Милое дело! Долго будут помнить про это.

А я снял рубаху,

И каждый зеркальный небоскреб моего волоса,

Каждая скважина

Города тела

Вывесила ковры и кумачовые ткани.

Гражданки и граждане

Меня — государства

Тысячеоконных кудрей толпились у окон.

Ольги и Игори,

Не по заказу

Радуясь солнцу, смотрели сквозь кожу.

Пала темница рубашки!

А я просто снял рубашку —

Дал солнце народам Меня!

Голый стоял около моря.

Так я дарил народам свободу,

Толпам загара.

1921

148 . 1905 год

Пули, летя невпопад,

В колокола били набат.

Царь! Выстрел вышли:

Мы вышли^*!

А, Волга, не сдавай,

Дон, помогай!

Кама, Кама! Где твои орлы?

Днепр, где твои чубы?

Это широкие кости,

Дворцов самочинные гости,

Это ржаная рать

Шла умирать!

С бледными, злыми, зелеными лицами,

Прежде добры и кроткй,

Глухо прорвали плотину

И хлынули

Туда, где полки

Шашки железные наголо вынули.

Улиц, царями жилых, самозваные гости,

Улиц спокойных долгие годы!

Это народ выпрямляется в росте

Со знаменем алым свободы!

Брать плату оков с кого?

И не обеднею Чайковского,

Такой медовою, что тают души,

А страшною, чугунною обедней

Ответил выстрел первый и последний,

Чтоб на снегу валялись туши.

Дворец с безумными глазами,

Дворец свинцовыми устами,

Похож на мертвеца,

Похож на Грозного-отца^*,

Народ «любимый» целовал…

Тот хлынул прочь, за валом вал…

Над Костромой, Рязанью, Тулой,

Ширококостной и сутулой,

Шарахал веник пуль дворца.

Бежали, пальцами закрывши лица,

И через них струилась кровь.

Шумела в колокол столица,

Но то, что было, будет вновь.

Чугунных певчих без имен —

Придворных пушек рты открыты:

Это отец подымал свой ремень

На тех, кто не сыты!

И, отступление заметив,

Чугунным певчим Шереметев^*

Махнул рукой, сказав: «Довольно

Свинца крамольникам подпольным!»

С челюстью бледной, дрожащей, угрюмой,

С остановившейся думой

Шагают по камням знакомым:

«Первый блин комом!»

Конец 1921

149 . "Детуся! Если устали глаза быть широкими…"

Детуся! Если устали глаза быть широкими,

Если согласны на имя «браток»,

Я, синеокий, клянуся

Высоко держать вашей жизни цветок.

Я ведь такой же, сорвался я с облака^*,

Много мне зла причиняли

За то, что не этот,

Всегда нелюдим,

Везде нелюбим.

Хочешь, мы будем брат и сестра,

Мы ведь в свободной земле свободные люди,

Сами законы творим, законов бояться не надо,

И лепим глину поступков.

Знаю, прекрасны вы, цветок голубого.

И мне хорошо и внезапно,

Когда говорите про Сочи

И нежные ширятся очи.

Я, сомневавшийся долго во многом,

Вдруг я поверил навеки:

Что предначертано там,

Тщетно рубить дровосеку.

Много мы лишних слов избежим.

Просто я буду служить вам обедню,

Как волосатый священник с длинною гривой,

Пить голубые ручьи чистоты,

И страшных имен мы не будем бояться.

13 сентября 1921, начало 1922

150 . "Золотистые волосики…"

Ю. С.^*

Золотистые волосики,

Точно день Великороссии.

В светло-серые лучи

Полевой глаз огородится:

Это брызнули ключи

Синевы у Богородицы.

1921

151 . "Песенка — лесенка в сердце другое…"

Песенка — лесенка в сердце другое.

За волосами пастушьей соломы

Глаза пастушески-святые.

Не ты ль на дороге Батыя^*

Искала людей незнакомых?

1921

152 . "Звенят голубые бубенчики…"

Звенят голубые бубенчики,