Творчество Лесной Мавки - [25]

не обижу и не предам.

Век мой, ангел с глазами Каина,

лихоцветом горит по окраинам.

Солнца лик занавешен теменью.

Лихолетье мое, безвременье.

Отгорит в огне пожаров лихо,

станет на Руси светло и тихо.

Евшан-зелье

В белый полдень змеиных свадеб

вдоль обрыва брела не глядя.

Евшан-зелья венец мне дарован —

не грехом, а любовью кровной.

А душа моя не заплачет,

лишь беду вековую спрячет

под змеиный, под белый камень,

где мой крик обратится в пламень.

Над бездонным озером стыну

ненадломленным светлым крином,

в белый полдень змеиных свадеб

сердце с сердцем поладит.

Мне венцом будет евшан-зелье,

небо ясное — брачной постелью.

Божью заповедь не нарушу,

сберегла бессмертную душу.

Звездчатка

Голубица, озари крылом

старый сад наш, мирный дом.

Ясным звездным осенИ крестом.

Голубица, сбереги сей дом,

звездною травою у крыльца

благослови первый шаг мальца.

Купина

Медно-алых цветов

негасимый покров.

Сокровенная купина

долей огненной крещена.

Красной зверицей Русь обернется…

Над пепелищами меркнет солнце.

Неопалима, ровно икона,

встанет в лучах благовеста-звона —

Русь воскресает, ей пламя — что злато,

снова крепка она и богата.

Как по лугу ступает княжна —

Неопалимая Купина.

Трилистник белый

Белый трилистник,

снежной зари осколок.

Белый трилистник,

знаешь, мой век недолог.

А на губах умирают бессмертные песни.

Милый трилистник,

я всё же хочу воскреснуть.

Белой зимой умирали мои стихи.

Сердце свое хоронила у старой ольхи.

Белым трилистником нынче взошли мои песни.

Но отчего-то мне страшно воскреснуть…

Буквица

Жизнью своей,

силой добра

поделись —

с чужим, незнакомым,

с тем, кто у гибели на краю.

В чащах лесных неприметна трава,

да от корней оторвется своих,

чтоб ближнему в боли помочь.

В буквы Завета сложилась судьба:

не бойся душу открыть для добра.

Петров кнут

Луч в бездну бросила

рождественская звезда.

Последний апостол

уходит пасти стада.

Притихла отара

в ложбинах выжженных солнцем гор.

И гаснет правда,

как забытый в степи костер.

И новый Избранник

ведет за собой людей —

ладони помнят

раскаленные иглы гвоздей.

Надеясь на ближнего,

плечом опереться хочется…

Но отрекаются трижды

до первого крика кочета.

У ночи в звериной полсти

новая взорвется звезда.

Последний апостол

уходит пасти стада.

Пшеница

Зерно умрет в земле —

чтоб жизнь дать ростку,

чтоб рваться к небесам

земному колоску.

Я от земных корней,

я дочь Руси моей.

Я в землю упаду —

чтоб прорастить звезду,

чтоб воскресить любовь,

убитую в снегах…

Чтоб светлый, поздний кров

наш уцелел в веках.

Сорная трава

Видно, жизнь моя трава сорная,

трава горькая,

прогорела ненужной зорькою

и упала слезинкой

в землю черную.

Я ведь зла никому не делала!

Что ж цветы мои чистые белые

затоптали кони буланые,

мою душу, Любви причащенную,

обратили в тварь окаянную…

Чертополох

Ни в букеты и ни в венки

не влезает чертополох.

В.О.

1

Зоркий цветок —

чертополох.

К иглам лихим — сердцем прижмусь.

Иглы твои — раны твои.

Не побоюсь

зоркий цветок в ладонях согреть.

Пусть на ладони выступит кровь —

алой слезой в землю уйдет.

К иглам лихим сердцем прижмусь.

Бог возлюбил

зоркий цветок

чертополох.

2

Милый, мне не надо шелка

чьей-то светлой лжи.

Мне самой с душою волка

под прицелом жить.

И в час, когда зарю на небе

зажигает Бог,

мне ближе всех цветов на свете

твой чертополох.

«Душа персиянки» — речная лилия

Река привольная,

Челны, что лебеди.

Не долетит мой плач

К родному берегу.

Кровавый лик зари

Глядится в зыбь реки.

Шелка туманные девичьи

Родной, сорви,

Как дикие цветы,

Что вянут на глазах.

И в таинство любви

Вплетутся боль и страх.

Княжну молодую персидской земли

С хмельною ватагой своей не дели!

С челна лебяжьего

Сойду, ненужная —

Реки добычею

Ко дну жемчужному.

Душа персиянская,

Любовь бессмертная — ,

Цветком русалочьим

Прибьется к берегу,

Свечой негаснущей

Над чернью омута.

Волчье лыко

 От земных отрывают корней —

 как смогу, дотянусь до небесных.

 Волчью ягоду ночи черней,

 горьку ягоду крови алей,

 дивну ягоду снега белей

 мать Россия взрастила над бездной.

 Эти ветви над волчьей тропой —

 как незваные души на свете,

 все равно полны силой земной,

 все равно в волчью сутемень светят.

Одуванчики

Пахнут детством одуванчики,

луговые простецы.

Это солнца лебединого

неокрепшие птенцы.

Нехитра краса простая,

а душе от них светло.

Скоро встанут на крыло —

улетят лебяжьей стаей.

Не удержишь, не поймаешь —

детство ветром размело.

Крапива

Дева пряла крапивную пряжу,

обереги святые лебяжьи.

То сказанье сокрыто в траве,

росы теплят целительный свет.

И крапива, от века лихая,

усмиряла зеленое пламя,

вдруг ласкалась к лесной госпоже

и боялась ей руки ожечь…

* * *

Клевер о четырех листках — счастливая примета.

А я — шестилистник видела!

Два листочка сплелись — как влюбленные.

И подумать боязно: сорвать, разнять…

Солнца луч на них задержался, ласковый.

Спасибо тебе, клевер придорожный, за подарок.

* * *

Спорыш цветет крохотными белыми звездочками, доверчивыми. Наклонись, разгляди. Не топчи.

Поздно цветет, в осень. Когда все травы уже седые и древние.

Почему горец, почему птичий? В деревнях всегда был спорышом. А еще лучше народное название, не всякому нынче известное: детский следок.

* * *

Зеленое воинство крапивы преграждает путь.

— Своя, своя.

Расступилась огонь-трава, спрятала злые жгучки. Прохожу в тишине, лишь чуть слышно листья шепчутся: своя, жданная.