Твёрдость по Бринеллю - [86]

От ужина, как всегда, он отказался, пощипал лишь немного рыбы. «Опять к ночи потихоньку таскать начнет, когда никто не видит», — вздохнула Валентина. Так было с первого дня: за столом гость не ел, предпочитая таскать из кастрюль. Эти звериные повадки Валентине определенно переставали нравиться, неприязнь не проходила.

К ночи Илья снова впал в благостное и беспечное состояние духа.

— Хорошо тут у тебя! — заоткровенничал он, оглядывая комнату. — Спокойно. Как дома. Прямо рай. Уезжать не хочется…

Валентина хмыкнула: «Ничего, придется…»

В эту ночь она спала с детьми.

***

«Чайка моя одинокая… Деток своих прикрываешь от непогоды, от лихого человека… Милая, нежная, ласковая, русалка моя длиннокосая, завлекла меня в края далекие, покоя лишила — но Бог с тобой, удачи тебе, солнце ясное…»

***

Наутро Валентина отпросилась на работе, Илья про свою «командировку» и не упоминал. Вместе они отправились в кассу за билетом. Валентина не знала: грустить ей или радоваться от того, что Илья уезжает.

Очередь за билетами, как всегда, была бесконечной, и им пришлось присесть на лавочку, подождать.

— Илья, а сколько тебе лет? — запоздало поинтересовалась вдруг Валентина.

— А отгадай, — жеманно уклонился от ответа Илья.

Валентина принялась гадать, но ни разу в точку не попала. Наверно, он казался ей слишком старым. Наконец Илья признался сам. На восемь лет моложе ее? Валентина не поверила: не может быть! Они, по меньшей мере, должны быть ровесниками! Когда же Илья успел так постареть? Поистаскался, что ли?

— Не верю я тебе, покажи паспорт, — решила удостовериться Валентина: она еще не устала удивляться гостю.

Илья с готовностью достал документ:

— Смотри.

Валентина распахнула книжицу — естественно, не в том месте, естественно, не нарочно, — Боже, а там штамп: «…зарегистрирован брак с гражданкой…» Валентина с изумлением уставилась на Илью:

— Так ты женат?

— Да, — ничуть не смутился Илья, — но с женой я сейчас не живу, — запел он обычную песню женатиков. — Она ушла от меня. Знаешь, такая история вышла… Я под Новый год Дедом Морозом по домам ходил, детишек поздравлял. Ну, в каждой квартире, по традиции, подносили. Отказаться нельзя — людей обидишь. В общем, я так напоздравлялся, что проснулся утром в чужом доме, на полу, со Снегурочкой в обнимку…

Валентина живо представила эту картину, и похотливый туман снова липко коснулся ее…

— Жене тут же донесли, — продолжал Илья, — это было последней каплей в чашу ее терпения, и она ушла к матери, и сына с собой увела. Ты знаешь, какой у меня сын? О-о!.. — глаза Ильи загорелись от восхищения. — Рисует, — умница! — сказки уже сочиняет. Раньше я ему сочинял — теперь он сам. Точная моя копия! Жена не разрешает с ним видеться…

Валентина, услышав это, зашлась непонятной ревностью. Не к ней, жене, а к сыну. Там у него сын! Значит, он принадлежит сыну, и больше никому, это же ясно! То, что Илья с женой не живет — в это она безоговорочно поверила, попадаясь на обычную затасканную уловку мужчин, поверила, потому что так хотела и потому что на это было очень похоже. Даже если Илья врал, не страшно. Но сын! Это значительнее. Это конец. Он никогда не оставит своего ребенка…

Илья что-то еще продолжал рассказывать о своем обожаемом мальчике, а Валентина уже скукожилась, зажалась, ушла в себя: успел ведь Илья, как оказалось, влезть к ней в душу за эти дни, прочно поселился в ней, жаждущей тепла и ласки — как вырвать теперь его? О, Боже! Что ни встреча у нее — то страдание. За что? Почему это все — ей?.. Она чуть не плакала.

Очередь в кассу наконец подошла. Получили билет. «Деньги вышлю, как только вернусь», — пообещал Илья. Валентина безразлично кивнула головой — не велика потеря, если и забудет.

В тот же день она проводила Илью на вокзал — ночь он решил провести у «друга», поближе к аэропорту. Простились по-человечески, тепло. Илья за все благодарил, Валентина смотрела печально — знала, что увидятся теперь вряд ли…

***

Через неделю из Нарьян-Мара пришел денежный перевод и… приглашение Ильи приехать, с приложением пропуска в закрытый для всех Нарьян-Мар. Сердце Валентины подпрыгнуло, заныло… И ей захотелось своими глазами увидеть тундру, те места, где Илья вырос, бегал мальчишкой, пощупать ненецкую жизнь руками. Ей представлялось, как они вдвоем сидят на берегу океана в далекой Тапседе и смотрят, как погружается в воду огромное неяркое солнце, — сидят на краю земли… Она решила съездить непременно — будь что будет, — когда потеплеет… Но вслед за письмом Ильи пришло письмо от… его жены. Письмо обстоятельное, вежливое, спокойное: «Оставьте моего мужа в покое, у нас растет сын — его точная копия, он не должен остаться без отца», — писала женщина, давно «бросившая» своего мужа и «прятавшая» от него ребенка.

«Да что же у меня в этой тундровой истории все с ног на голову-то встает? — разозлилась Валентина. — Я, оказывается, причина всех зол?» Она не столь была сражена тем, откуда женщина узнала ее адрес, сколь тем, о чем она просила. Значит, получается, что она, Валентина, оказалась еще и «разлучницей коварной»? Ну, это было уже слишком! Забыв о всех теплых чувствах к своему неудавшемуся ухажеру, она отписала встревоженной женщине ответ, а в нем изложила все, что она думала о ее муженьке как о мужчине — все то, что не решилась сказать ему самому, — и тем, надеялась, ее навечно успокоила. Излив душу, она опустила письмо в ящик, не вполне сознавая, — а стоит ли из-за всего этого ломать копья? Во всяком случае, на Илье ею был поставлен огромный крест, а заодно и на всех мужиках.