Значит, четвертое измерение — это туннель, то есть раструб?
«Посмотрим еще так: глядя в „зад“ линии (или при ее сечении) мы видим точку. Глядя в бок плоскости (или при ее сечении) видим линию, как бы состоящую из множества точек. Глядя в бок объема — видим плоскость, в свою очередь состоящую из нескольких линий. Глядя в бок (или при сечении) четвертого измерения, видим объем, состоящий из множества плоскостей, как стопка блинов. Глядя в бок (или при сечении) пятого измерения наблюдаем четвертое измерение, состоящее из объемов, как кирпичная стена или организм. Четвертое измерение — это организм. Пятое измерение — это совокупность организмов. Этот вывод подтверждается еще тем, что объем — это, практически, уже возврат к точке, то есть следующий виток спирали. Объем — это разбухшая, получившая три измерения точка: при вращении он не может создать ничего, кроме объема, как и точка. А при поступательном движении создает такую же „разбухшую“ линию и т. д. То есть с третьего измерения все будет повторяться, и объем — это как бы отправная точка для четвертого, пятого и шестого измерений. Выглядит это так: точка, линия, плоскость, потом — объем (точка), туннель (линия), живая ткань (плоскость). Здесь — прямая связь сухой геометрии и живых тканей, жизни. Далее можно разложить так: пространство (объем, точка), галактика (туннель, линия), космос, вселенная (ткань, плоскость). Не излишне рассмотреть и обратную связь, попробовать „разложить“ (вспомним-ка форму ДНК, РНК, бактерий и так далее) точку. И если идти от обратного — от того, что плоскость есть проекция оболочки спирального туннеля, образованного движением объема (то есть оболочки четвертого измерения), стремящегося к нулю, то получится, что точка образует линию не поступательным движением, а вращательно-поступательным, по спирали, а линия сама есть конусообразная спираль, проекция которой есть точка». Сжатая до предела микроскопическая рессора…
Валя поставила точку. Где она только что побывала… В четвертом измерении! Точку — и ту разложила на составляющие! Куда заносила ее мысль!.. Она раздумывала, кому бы подарить свое изобретение-умозаключение для дальнейшей его разработки — вдруг пригодится, когда кто-то мягко обнял ее сзади. От неожиданности, сожалея об оборванной мысли, Валентина резко оттолкнула руку и оглянулась. Перед ней с ласковым, вожделенным видом стоял Илья… Липкий туман снова стал обволакивать Валю… Она испугалась. Она испугалась, что даже простые мысли снова уйдут от нее. А ей захотелось мыслить ясно.
— Валюша, милая, — обняв ее, зашептал ей на ухо Илья. — Знаешь, у меня к тебе такая просьба… прямо не знаю, как сказать… Знаешь, у меня есть четыре рубля, добавь мне еще шесть — я бутылочку куплю. Стихи написал, надо обмыть. Такое дело…
Валюша оторопела. «Вот так так… Опять бутылочка. В день выходит по бутылочке. Пьяница он, что ли? А денег-то почему у него нет? Он, что: поехал ко мне, одинокой бабе с двумя детьми, с десятью рублями в кармане?..» Неужели судьба ее снова с альфонсом столкнула?
Она села на диване, где полулежала, и строго спросила:
— У тебя, что: больше нет денег?
Тут уже Илья слегка оторопел: нет, ну и что, разве такое редко с людьми случается? Сегодня нет, а завтра есть. Что за вопрос?
Но Валентина смотрела на него изумленно:
— Ты приехал ко мне без денег?..
Нехорошие подозрения впервые закрались в ее душу. «Да уж не сутенер ли он, и живет только за бабий счет? Наверно… Впрочем, для сутенера он, кажется, слишком прост. А может, хороший актер? Просто отменный — естественный такой… Или у них в тундре так принято — приезжать в гости на полное обеспечение? Да наверно, так и есть — сохранились еще старые традиции», — утешала она себя. Но тут же снова сомневалась, переставала что-нибудь понимать: «Да к кому в гости-то? К горожанке, одиночке с двумя детьми?»
Илья, казалось, тоже не все понимал. Он стушевался и вышел из комнаты. Валентина забеспокоилась: не слишком ли она прямолинейна, со своим вопросом? Гость ведь все-таки! Расстроенная, она заходила по комнате.
Но Илья ее тираду понял по-своему. Вскоре он снова появился на пороге комнаты: как видно, он уже все переварил, и теперь имел потребность высказаться. Впрочем, вид у него был довольно обескураженный — подойдя к Валентине, он сказал, глядя в сторону:
— Слыхал я, что женщинам платят деньги, но никогда с этим не сталкивался. Не думал я, что ты такая…
— Какая?! — взорвалась от его нелепой догадки и завопила Валентина. — Неужели ты не понимаешь, что у меня просто нет лишних денег, чтобы содержать еще и тебя, ну хотя бы кормить? На свой прокорм ты хотя бы должен иметь деньги?..
Но Илья упорно не хотел ничего понимать.
— Ты меня очень обидела, — говорил он. — Я не ожидал, что ты такая. Первый раз встречаю женщину, которая просит деньги…
Валентина поняла, что объяснять что-то своему обиженному гостю бесполезно: от так и останется на своей точке зрения, наигранно ли, искренне — все равно. Ее охватила злость, раздражение на Илью. Она терпеть не могла несостоятельных, беспомощных мужиков. Малейшую попытку кого-либо из них «прокатиться» за бабий счет — пусть это будет всего лишь билет в кино или на автобус — она расценивала как проявление дикости и пошлости при отсутствии всякого понятия о мужском достоинстве и чести. С такими «мужчинами» она расставалась незамедлительно, даже не удостаивая их изъявлением презрения, ибо для нее звание мужчины они утрачивали. Мужчина должен быть опорой, поддержкой женщине, а не захребетником!
