Твёрдость по Бринеллю - [85]

К великому ее сожалению, лишь однажды в жизни ей встретился настоящий мужчина, не пожелавший утратить своего достоинства ни на миг. Правда, он был еще молод….

В окрестностях Вильнюса, в туристической поездке, она познакомилась с восемнадцатилетним мальчиком-поляком. Он жил недалеко от их турбазы. Они понравились друг другу и почти не расставались. Однажды их группа поехала в Тракайский замок не теплоходе. Валентине не хотелось расставаться с Вольдемаром, и ему — с ней, но у него не было денег на билет — всего тридцати копеек. Валентине так и не удалось уговорить его сесть с ними вместе на теплоход — речь шла о самоуважении. Она уехала одна, а он пустился пешком вокруг озера, и когда теплоход причалил у замка, он уже, как рыцарь, встречал ее на берегу с букетом цветов. Вот образец мужчины, честного молодца, который Валентина принимала, от которого не хотела отступаться, и подделок никогда не признавала. А этот… Она вернулась мыслями к Илье. Вместо того, чтобы привезти ей и детям хотя бы по шоколадке — гостинцы, древний обычай, пока еще никто не отменял, — он явился сюда гол как сокол! Ну ждешь ли от взрослых людей — мужчин! — такого? А когда мужчина ведет себя как ребенок, к нему и отношение — как к ребенку…

— Да у тебя хоть деньги-то на билет, на обратную дорогу, есть? — вспомнила Валя. — Как ты домой вернешься? — безжалостно стала допрашивать она гостя, получив, согласно своим принципам, право на сеанс легкой терапии неудавшегося жениха.

Илья сконфуженно молчал. Денег, действительно, не было, а женщина, как оказалось, любила его не настолько, чтобы отдать последнее…

«Он, что, не подумал даже о билете? Или не ожидал такого приема? Да где у него голова-то? Или… он так привык?» — рассерженная Валентина схватила стоявший у порога веник и пошла подметать пол, чтобы отвлечься от конфузной ситуации, хотя никогда не делала этого при гостях. Илья, желая загладить неловкость положения, решил тоже принести какую-нибудь пользу. Он подошел к Валентине, похлопывая по узкой и длинной ладони миниатюрным молоточком, который Валя использовала при чеканке по фольге.

— Ну что, где тебе надо приколотить? — с легкой озабоченностью спросил он. — Ты говорила, что ковер надо повесить на стену… Где он?

Валентина недоуменно посмотрела на него и на молоток: может, шутит? Или недопонимает? Как будто серьезен…

— А… чем ты собираешься приколачивать?

— Молотком, — показал ей Илья миниатюрную игрушку. — Где у тебя гвозди?

«Да ты хоть видел ли когда-нибудь ручник? — устало подумала Валя. — Уж не говоря о том, держал ли когда-нибудь его в руках… Правда, молоток от ножниц отличаешь», — усмехнулась она.

Перед ней ясно встал образ Ильи — «мужчины, опоры и надежи матери, семьи» — и почему-то там, в Нарьян-Маре. «Хорош, наверно, помощничек… Молотка не видал, пилы в руках не держал, да кто он есть-то на самом деле? На кисейную барышню мало похож… Только с ружьем по тундре бегать и способен? Да и там еще надо на него посмотреть…»

— Знаешь, у меня ковер еще не подготовлен, да и двоим мужикам надо прибивать, нам с тобой его не удержать, — отказалась от помощи Валя.

Илья не огорчился:

— Ну не надо, так и не надо, — с той же озабоченностью на лице он исчез за дверью.

***

В отношениях женихающихся наметилась прохладца. Полдня они проходили друг возле друга рассерженные, молчаливые. Илья все как-то больше смотрел в окно, Валентина его не тревожила — «пусть его, раз такой осел». Вечером Илья куда-то засобирался. Оделся. Валентина спохватилась: вроде как из дома гостя выгнала, нехорошо. Подошла:

— Ты куда? Куда ты, без гроша в кармане?

— Не беспокойся, мне надо навестить тут товарища, я съезжу к нему и вернусь. Он недалеко живет, в сорока километрах отсюда… Не волнуйся, — мягко отстранил ее Илья, — все будет нормально.

И он ушел — глядя на ночь!

Валентина осталась одна: она и беспокоилась, и сердилась, и жалела, и хотела, чтоб этот простофиля был наказан… «Не было печали, так черти накачали», — сетовала она. И другое беспокоило: вернется ли? Даже не простились ведь… Но оставалось одно — только ждать.

Илья приехал на другой же день, к вечеру. Хмурый, сел у стола на кухне и стал мягко, не распаляясь, сетовать:

— Вот ведь, родной человек, а как чужой, не захотел помочь!

Оказалось, что «товарищ», к которому он ездил, — его родная сестра, и живет она не за сорок километров, а гораздо дальше. Приняла она родного братца не совсем так, как он ожидал.

— Вот, росли ведь вместе, я ее, мать защищал, опорой был в семье, мужчиной, а сейчас, как уехала, забыла обо всем, брат приехал — даже не обрадовалась, а ведь пять лет не виделись…

Он сокрушался — и смешно, и жалко было на него смотреть, но Валентина соображала свое: «Хорош, значит, братец, раз сестра его так приняла. Видно, за бесшабашность его не любит, а может, за пьянство… Да мало ли за что — что я о нем, в сущности, знаю?»

— В общем, денег не дала, — подвела она итог рассказу Ильи. — Ну ладно, билет я тебе куплю — не оставаться же тебе здесь…

Казалось, этим все было сказано. Но Илья вдруг повеселел — возможность выбраться-таки домой его обрадовала: есть еще, оказывается, бескорыстные люди на земле!