Турково-Саратовские рассказы - [8]

По дороге, в весьма нелестных выражениях, я помянул, и ее сестру, которая, не успев за семафором лапти оставить, умирает без городского уюта, и горячую воду, и материнский идиотизм из-за которого дом, на ночь глядя, напоминает баню, когда там моется рота солдат. Перескочив на эту тему, я начал вслух вспоминать свои золотые денечки проведенные в военных лагерях.

Интересно, но тот месяц, который мы считали попросту выброшенным из жизни, оказался самым памятным за все пять лет, проведенные в институте. Я рассказывал Иринке, как мы мылись в старой каширской бане, как я стоял ночью в карауле, как я слынял от марш-броска, получив наряд вне очереди на кухню, за какой-то, специально совершенный, идиотский проступок…

Я рассказывал и рассказывал, но мои мысли почему-то постоянно вертелись вокруг кухни нашей войсковой части, на которой я провел немало времени. Мне это не понравилось и я попробовал сменить тему, но кухня, назойливой мухой, жужжала в моем сознании. О каких бы случаях своей лагерной жизни я не вспоминал, на так или иначе упоминал о кухне. Я даже пошутил, что вроде бы и не голоден, а о чем не начну говорить, так все о кухне, да о кухне. Как самый голодный.

Мы посмеялись над тем, что вшивый все о бане…

И я начал рассказывать о смотре строя и песни, но там опять фигурировала кухня, на которую я слынял, чтобы не петь и не шагать. Я вспомнил, как сидел и чистил картошку, в то время, когда мои однокурсники, на жаре в тридцать два градуса в полном обмундировании демонстрировали слаженность хода и красоту движений. Я упомянул, что в тот день мне поставили котел в дальний угол, потому что на кухне драили пол в страхе, что прибывшее на смотр строя начальство, может заглянуть и туда. А я сидел и чистил картошку у самого окна, из которого доносились бравурные звуки военных маршей, проливающие бальзам на мою душу. «Как здорово» — думал я — сижу здесь в тени и прохладе, а они там, в жаре… шагистикой разминаются… Какой я однако же умный и пронырливый!». И я решил сказать ребятам, по завершению наряда, что «надо мной не капало», поскольку я сидел под ресивером, в котором запасалась вода для кухни…

… О, мой Бог! Теперь я понял почему все мои мысли крутились вокруг кухни и почему бак, висящий в ванной турковского дома мне чем-то был знаком. Конечно! Точно такой же, крашеный зеленой военной краской, бак висел, под потолком, в армейской столовой. Но не это поразило меня — я вспомнил для чего нужны были те толстенные болты, торчавшие из него! К ним подводилось электричество для нагрева воды!!!

Решение было совсем близко!

Наутро я нашел в сарае какой-то старый-драный, в тряпочной изоляции, провод с уже надетой вилкой. Решив, что для проверки он сойдет, я взял ножик и шкурки, а затем битых три часа отскребал краску с болтов. Не обладая, в молодые годы, большим терпением, я решил проверить свою догадку, очистив болты всего лишь частично. Для чего на скорую руку намотав провода на болты и, сказавши: «авось пронесет», сунул вилку в розетку, не успев даже зажмурить глаза.

Но этого и не потребовалось. Ничего не произошло. Кроме того, что в баке что-то как бы негромко щелкнуло, после чего, понемногу, весь дом наполнился неким «потусторонним» гулом, который исходил отовсюду и был вроде бы и не гул, а какое-то состояние напряженности, которое бывает у человека, когда он смотрит на людей или лошадь, тащащих очень тяжелый груз.

«Не сгорели и ладно» — сказал я, слыша, что радиола в соседней комнате продолжает играть. Волнение, охватившее меня, в тот момент, когда я вставлял вилку в розетку, заставило меня выйти на свежий воздух — в доме мне показалось душно…

А когда я вернулся в ванную минут через десять, то уже по самой обстановке я понял — нагреватель работает — в ванной стало теплее. Прикоснувшись рукой к стенке бака я ощутил тепло — радость охватила мое сердце. Рванувшись со всех ног, я вылетел на улицу, чтобы сообщить Ирине «благую весть». Мы стали обсуждать — где и у кого можно найти подходящий провод, как его проложить, чтобы он не мешался и не был опасен и проч., и проч…

Обо всем этом мы рассуждали около дома, разгорячившись от охватившей нас радости. А когда поднявшийся ветерок, да и прошедшее время, немного остудило нас и мы вернулись в ванную, то первым делом увидели там… купающуюся Светку!

Как кошка с собакой

середине 1980-х годов судьба неожиданно свела меня с очень удивительным человеком, фотографом по профессии, но, по своей сущности, гениальным художником — Борисом Исаевичем Томбаком (1945–2013). Встретились мы неожиданно — на кладбище Донского монастыря, куда он пришел в поисках материалов для съемок, а я — поглазеть на сваленные в кучу надгробия, фрагменты Храма Христа Спасителя и прочие архитектурно-скульптурные обломки. Встретились и, ни с того, ни с сего, разговорились. В молодости я старался, по возможности, беседовать с теми, кто старше меня, особенно значительно и, главное, — теми, кто сумел состояться в жизни. Хотелось перенять их опыт, поднабраться знаний, понять — как жить. С ровесниками мне было скучно. Исключая женщин, конечно.