Турково-Саратовские рассказы - [10]

Я удивлялся — откуда у нашего народа такая тяга к сказкам?

Очень просто. Наша северная природа тому причина. Ведь, в климате центра России (Тверская, Московская, Ярославская, Владимирская области), человек более полугода начисто лишен возможности какой-либо активной деятельности. Холод, снег, короткий световой день, распутица, дожди не дают возможности далеко отойти от жилища, заставляют забиваться в теплые укрытия и ожидать хорошую погоду. Сумрачный недолгий световой день и почти полное отсутствие искусственного освещения заставляли работать практически вслепую — сучить пряжу, починять одежду и готовить инструменты к весне. Такая деятельность ненамного отличается от зимней спячке того же самого медведя. Тоска…

К тому же русские были сильно ограничены в перемещении, а следовательно — неимоверно обособлены. Весной и осенью пути не было, ни пешему, ни конному. Зимою путь становился, но только после сильных снегопадов, которые сглаживали напичканную колдобинами дорогу. На попробуйте пройти или проехать на санях по морозу — далеко не уедешь! Лето высушивало дороги, тем самым прибавляя ям и колдобин. Да и какое оно короткое, наше северное лето!

Закрепощение крестьян усугубило ограниченность, превратив села в, собственно говоря, тюрьмы, население которых могло по несколько лет общаться исключительно друг с другом.

А любопытство? Любопытство-то в людях извести не могли. Вот и реализовывалось оно в виде выдумок, сказок и мечтаний. Очень хотелось знать людям — что там, за лесом-полем, окружающим их деревню. Как и кто там живет? Что там растет? А поскольку сами они жили плохо, можно без преувеличения сказать — гадко, то мечтали соответственно о Счастье. О Счастливом месте, где молочные реки и кисельные берега.

Пока их кругозор был не широк, в этой роли выступал Город. Город, который они никогда не видели, да и нет много о нем слышали. Эта недосказанность привносила безудержную фантазию. Потом, когда узнали, что городов-то много, а счастья там совсем мало — Счастливое место откочевало подальше в Столицу. А в двадцатом веке, когда искатели счастья, не нашли его и в Столице, ее сменила Заграница. Пройдет еще какое-то время и в этой ипостаси выступит какой-нибудь Марс или Юпитер, а может быть и более далекая планета. Воистину — хорошо там, где нас нет!

Когда-то давно, наши обросшие волосами и бородами предки сидели темными зимними днями и мечтали. После Революции их побрили, постригли, немного отмыли от вшей и коросты и дали свободу. Естественно, что они тотчас рванули в столицу за счастьем. Из уехавших почти никто не возвратился. Большая часть умерла по той или иной причине, выжившие — закрепились. Соответственно, те, которые не сбежали объявили Столицу Раем — раз оттуда никто не возвращается! И жили только одной мечтой — о Ней.

В основном, бредили Столицей не те, кто ни разу там не был, а те, кому удалось взглянуть на нее «одним глазком». От удивления увиденным они окончательно теряли свой, и без того слабый, рассудок, подпорченный близкородственными браками, многовековым пьянством и полнейшей безграмотностью. Столица в их сознании становилась местом, где не шьют, не жнут, а лишь привольно живут. Даже само упоминание о Столице приводило этих людей в трепет, а подарки, привозимые оттуда, становились фетишами.

Была у Ирины бабушка, которая как только узнала, что я — из Москвы, немедленно стала требовать привезти ей семена огурцов. «Там же, у вас, самые лучшие сорта продают на ВДНХ» — говорила она — и добавляла: «это же Москва» с такой выразительной ноткой в голосе, какую невозможно было услышать от нее, даже, когда она говорила о собственной дочери, внучке или Коммунистической Партии.

Хотя сама бабуля была далеко не промах. Ее-то уж точно на мякине не проведешь. Во время голодоморов, проводимых во время Коллективизации и Индустриализации, она рванула на другой край земли — строить Комсомольск на Амуре. Я не слышал от нее, ни почему, ни как, но я догадываюсь, что выросшая на земле, в единстве с природой, женщина, сразу оценила ситуацию и масштабы возможной катастрофы. Ну а как девятнадцатилетняя девушка может управлять мужчинами — известно всем.

Поэтому, буквально за пару дней до наводнения, она, в составе небольшой комсомольской делегации, выехала в другой город. Судьба оставшихся общеизвестна.

Далее, ее судьба на несколько лет покрывается тайной, но, перед самой войной, она возвращается в свои Турки, в колхоз. Тогда я был молод и мало интересовался прошлым, ведь у меня впереди было целое будущее. Поэтому я не спросил — чем она занималась в колхозе, какую должность занимала и проч. Но на своем приусадебном участке она растила все подряд — от огурцов и картошки, до арбузов и дынь, при этом не признавая помидоров. «У нас они не растут» — безаппеляционно заявляла она — «Это вам не Краснослободск!»

Могу сказать совершенно точно — агрономию она знала толково. Все услышанное от нее, потом подтвердилось в умных научных книжках и не только отечественных. Короче — опыт у нее был колоссальный.

И вот такой человек купился на «Сказки о Москве».

Что делать — пришлось идти на ВДНХ и покупать семена.