Турково-Саратовские рассказы - [27]

Надев его мы получили настолько уютное, настолько домашнее, настолько интимное освещение, что ничего читать уже не хотелось, а хотелось просто сидеть обнявшись и смотреть на теплый свет, на темный потолок с круглым пятном света, пробивающимся сквозь ламповое стекло, чем-то напоминающим луну, на ночь за стеклами террасы, на просветляющееся небо, подсвечивамое восходящей луной. И ни о чем не думать.

Это был пик Романтичности — момент наивысшей красоты. Мы сели на лавку за грубосколоченный деревенский стол. Иринка прильнула к моему плечу, я обнял ее за талию и мы замерли, упивались красотой происходящего, своей молодостью и, неожиданно выпавшим на нашу долю, счастьем.

Но это было недолго!

Через некоторое время — началось…

… я заметил, что верхушка лампового стекла закоптилась и совершенно непроизвольно провел по ней пальцем, тотчас почувствовав сильный ожог. Черт! Мы привыкли к электрической лампочке, что она горячая, поскольку внутри горит спираль. Но плафоны у электроламп всегда холодные. Ну может быть и не холодные, а теплые, и даже горячие, но, во всяком случае, — рук не обжигающие. Я чертыхнулся и пошел отмачивать палец в холодной воде.

Аромат романтики быстро улетучивался. С болью в пальце я вернулся к столу и стал разглядывать лампу уже не как эстет-романтик, а как прагматик-инженер. В таком качестве я сразу же заметал, что из нее, помимо света, выбиваются еще и черные хвостики дыма. Приподняв глаза, несмотря на тусклое освещение, я заметил темное пятно на потолке. Господи, боже — еще и потолок мыть!

Романтика сникла, а потом исчезла полностью, будто бы выключили выключатель. Будничная рутина возникла передо мной как лик судьбы в оконной раме — мыть потолок!

Теперь керосиновая лампа уже не вызывала у меня никакого интереса. Моим желанием было потушить ее поскорее, пока она не закоптила весь потолок, и лечь спать. И тут-то я понял, что керосинка не лампа: щелк — горит, щелк — не горит. У нее есть регулятор яркости, двигающий фитиль вверх-вниз, но выключить лампу им нельзя, иначе горячий фитиль провалится в керосин и фиг знает чего там натворит. В старые времена существовали специальные колпачки на длинной ручке (тушилки), которыми накрывали фитиль и притушали его. Ирина даже помнила, что мама им пользовалась. Но сколько мы его не искали — найти не смогли.

Ладно. Пришлось тряпкой аккуратно снять стекло вместе с абажуром. Какие огненные! И стекло и абажур были попросту раскаленными. Чтобы не портить стол я поставил их на журнал «Наш современник», отчего тот сразу же начал тлеть, но, слава богу, не загорелся. Образно говоря — воды в нем было очень много. Мерзкий журнальчик, зато очень модный в то время.

Попытка погасить фитиль алюминиевой кружкой не удалась, поскольку она оказалась намного больше и фитиль продолжал гореть. Попробовав задуть керосинку как свечу, я убедился, что она не только горит, но и разбрызгивает вокруг себя капли какого-то горячего масла, которые обожгли меня до матерной ругани. Тогда, устав от бесплодных попыток, я придавил злополучный фитиль старой мокрой тряпкой, которая тотчас затлела и мне пришлось ее быстренько вышвырнуть на улицу. Но этого хватило, чтобы всю террасу заполнила вонь паленой кошки, от которого засвербило в носу и заслезилось в глазах. Ирина, не желая нюхать эту гадость, ушла со словами: «Только не спали весь дом!»

Когда утром я вышел на террасу, то ужаснулся — на потолке виднелась огромная черная клякса, отдаленно напоминающая осьминога. При свете дня грязи оказалось раз в десять больше, чем я видел ночью. Боже мой — подумал я — работа предстоит нешуточная.

Хорошо, что этим все и закончилось — дом не сгорел, керосинка не грохнулась со стола и не залила всю террасу керосином, журнал тоже не загорелся, зато из него можно было вынимать кружочки, прожженные стеклом практически до его середины. Вот только пропала кошка Ксюша и не разложила традиционных мышек на крыльце. Но тут я вспомнил о тряпке — конечно! Она же валяется радом с лесенкой. От такого запаха любая уважвющая себя кошка, забьется в дальний угол. Я вышел и закопал тряпку в дальнем углу участка, между нужником и скотным двором. Подействовало! Не прошло и получаса, как Ксюшка пришла за своим утренним молочком.

Про то, как мы часа три отмывали потолок, я умолчу. Каждый читатель представляет, что значит отмывать в деревенском доме потолок, сделанный из фанеры и покрашенный белой краской.

А мама сказала нам, что если хотите, ребята, романтики, то лучше зажгите свечи и при этих словах ее лицо как-то изменилось, стало нежнее, а глаза по-юношески заблестели — чувствовалось, что со свечами у нее связаны какие-то очень приятные воспоминания.

Но мы хором сказали — нет! Нам больше такой романтики не надо. Лучше посидим на берегу Хопра и посмотрим на луну. Вот это романтика!

В Летяжевку и обратно

В среде, так называемой, «советской интеллигенции» бытовало, да и сейчас бытует среди «российской», одиозное отношение к рабочим людям, которые априорно преподносились тупыми, недалекими созданиями, неспособными к восприятию прекрасного, к тому же, поголовно беспробудными пьяницами у которых вся жизнь умещалась в порочном круге между бутылкой и стаканом.