Турково-Саратовские рассказы - [14]

Шрифт
Интервал

Поездив по совершенно нетуристическим местам Франции и, особенно, Германии, я понял, что в Европе крестьянин — тот же барон — землевладелец, ставящий себя, если не выше горожанина-ремесленника, то уж, по крайней мере, вровень. В России крестьяне на протяжении почти десяти веков были рабами, бесправными и неграмотными, чья жизнь ненамного отличалась от жизни животных. Которые несмотря на манифест 1861 года, в своем большинстве, так и не стали землевладельцами. А тот, кто смог стать, все равно — владел землей не наследственно, не нажив на ней многими поколениями, ни привычек, ни традиций.

Октябрьский переворот только ухудшил ситуацию, ведь Советская власть ставила своей важнейшей целью — искоренение любой собственности, поэтому она так жестоко расправилась с крестьянами-кулаками, которые пытались стать потомственными землевладельцами. А чтобы у остальных даже и мысли такой не возникало, низвела крестьян вновь на позиции рабов — отобрав у них паспорта, лишив их свободы передвижения, да и вообще — каких-либо прав и свобод. Красные, памятуя о том, что разделяя — властвуешь, всячески принижали крестьян, перед горожанами, выставляя их, в невыгодном свете — и необразованными, и некультурными, и неспособными к какой-либо иной деятельности. В общем — несли ту чушь, которую моя мать вкладывала в понятие: «деревенщина», превознося рабочий класс, как самый передовой отряд общества…

И впрямь — если в крестьянские традиции всегда входило владение землей и инструментами, то в рабочих традициях такого не было. У рабочего нет ничего — только руки и ноги — больше ему ничего не нужно — остальное ему дадут хозяева. Он, как собака — бегает за миской. Сейчас это хорошо видно на примере трудовых мигрантов, гастарбайтеров, лимитчиков…

Дело дошло до того, что сами крестьяне, вместо того, чтобы диктовать правительству свои условия, которому от них никуда не деться, поскольку «голодный рабочий — не рабочий», наоборот, стали стесняться своего положения, своего сословия и всеми правдами и неправдами рвались стать пролетариями.


Ирина так же не была исключением из правила. Уехав из Турков учиться в институт, она считала себя городской, не имеющей ничего общего со своими деревенскими корнями. На все мои нахальные подколки, типа: «колхозница» и «доярка», она категорически заявляла, что совершенно незнакома и неспособна к крестьянскому труду. «Я даже не знаю как кормить кур» — неднократно повторяла она мне. Я, естественно, не верил, да вот только случая не представлялось…


Теплое летнее утро… в окно бьет солнечный свет, к которому я уже попривык, поскольку наши окна выходят на юго-восток и солнце глядит в них из-за Хопра с самого утра. Но сегодня я проснулся почему-то раньше обычного — не глядя на часы, я ощущаю это каким-то «шестым» чувством. Да и вообще — сегодня что-то не так? Что-то здесь сегодня по-другому!

Ирины нет в доме, но это и не удивительно — туалет ведь на улице. Нет-нет, что-то еще, что-то другое меня беспокоит, что-то новое, незнакомое, чего раньше еще не было.

Присаживаюсь на кровати и пытаюсь окончательно проснуться…

Через некоторое время мне это удается — предметы принимают привычную форму, я начинаю ощущать запахи, проникающие через открытое окно, начинаю различать звуки с улицы — машина что ли едет… вот писк-свист — видимо стрижи пролетели над домом… на дворе квохчат куры …

Куры! Ну, конечно, куры! Куры-то квохчат, но к их квохтанию примешивается еще какой-то совершенно новый, незнакомый мне, звук!

Осторожно встаю, выхожу на террасу и распахиваю дверь…

Моему взору предстает Ирина, в окружении куриного племени, держащая на левом локте корзинку, из которой она правой рукой веером рассыпает зернышки вокруг себя с традиционным: «цип-цип-цип». Вот он — совершенно новый — незнакомый для меня звук!

Обманщица! Как все женщины!

— А кто-то уверял, что не умеет кормить кур! — громко говорю я.

Она вздрагивает от неожиданности, но привычка, привычка выработанная многими поколениями далеких предков, не дает ей выронить корзинку и рассыпать драгоценное зерно.

Она смотрит на меня, улыбаясь, и говорит: «А я и взаправду не умела, да вот — решила попробовать — в кино видела — оказывается очень просто — у меня получилось».

Мы оба смеемся. Потом она поднимается по лесенке на которой я стою, только на две ступеньки повыше, чтобы не вставать на цыпочки, и целует меня, при этом бережно и осторожно держа корзинку.

Голодные куры окружают крыльцо с грозным клохотанием, понимая, что теперь их кормить будут совсем не скоро.

А я безмерно счастлив, что меня целует такая прекрасная женщина, как Ирина, которая умеет даже кормить кур….

Куры-дуры

Курица всегда была притчей во языцех, знаменуя собою уровень глупости, плавно переходящий в идиотизм. Женщину, раздражающую своим скудоумием и несообразительностью, всегда называют курицей. «Ты! Курица!» — брошенное в сторону женщины звучит уничижительно, оскорбительно и говорится специально, чтобы ее обидеть. Это не «овца», которая не умнее, зато нежнее и ласковее и не «коза», которая намного сексуальнее.

«Глупа как курица», «куриные мозги», «курья твоя голова» — вот самые распространенный эпитеты для человеческой глупости.


Еще от автора Владимир Владимирович Юрков
Афоризмы и твиты

В своих афоризмах автор попытался выразить свою точку зрения на окружающую действительность, немного пошутить, навести туман софистики, а иной раз и просто, откровенно, эпатировать читателя. Можно по разному относиться к этим фразам, но задуматься над ними необходимо. Ибо мыслить — значит существовать. Правда никогда не возникает сама, а рождается в спорах и раздумьях.


Командировки в Минск 1983-1985 гг.

В эту книгу, я включил воспоминания о моих командировках в Минск 1983-1985 годов. Забавные и грустные истории, реальная жизнь, реальных людей в, канувшем в Лету, СССР. Большинство тех, о ком я написал, уже, к сожалению, нет в живых, в том числе и одного из главных персонажей рассказов - моего друга и наставника Павлова Сергея Ивановича.


Покупательские приколы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.