Туристы - [11]
И тут появился Гонзало, ведущий под руку Нурию. На голове у нее была кружевная фата, из-под которой на лоб высовывались кудряшки. Глаза ее лучились счастьем. «Она же ничего не видит, как слепая!» – подумал Себастьян.
В тот же миг его взгляд выхватил сзади мальчика. Себастьяну почудилось в нем что-то знакомое: эти вихрастые волосы и глубоко посаженные глаза. Со своего места мальчик все время поглядывал на девочку в первом ряду. Ту самую девчонку, которую вырвало на его ботинки. Одну из Бие. В памяти медленно приотворился закрытый ящик, и Себастьян увидел себя с этим мальчиком в патио дома на калье Альгондига. Курильщик Гаррет! Гаррет, который рассказывал о Лондоне! Себастьян чуть было не захохотал в голос, когда магнитофон выключился и свадебный марш оборвался на неожиданной ноте. Заговорил священник, и Себастьян с улыбкой откинулся на спинку. Всю церемонию он время от времени посматривал на Гаррета и Юлианну, ловя взгляды, которыми они обменивались через ряды сидящих в церкви.
В этот вечер Гаррет вышел на эстраду, чтобы спеть перед ста пятьюдесятью слушателями, собравшимися под тентом. Он стоял совершенно один, в пиджаке, который более или менее сходился на нем, зато брюки оказались ему длинноваты. На него был направлен одинокий луч света. Гаррет оглядел публику, сидевшую за круглыми столиками; гости цедили вино и подбирали с тарелок остатки пиршества. В глазах светилось ожидание. Они ждут. Ждут его. Этот момент выступления Гаррет любил больше всего. Не самое исполнение, а предваряющую его тишину, ощущение власти, которое в нем таилось. У Гаррета не было аккомпаниатора – только он сам и его голос. И едва он запел, все поняли, что Гаррету никто больше не нужен. Его голос взвился в воздух и полетел легкокрылой бабочкой, слушатели положили ложки, затушили свои окурки и отставили рюмки. Высокий голос Гаррета почесывал им спину, щекотал пятки, поглаживал горло. Он пел etwas bewegt,[5]как гласило указание вверху нотного листа, – немецкие слова, непонятные ни для кого из присутствующих, включая и самого Гаррета. И, несмотря на это, его пение настраивало их на серьезный лад, наводило на добрые мысли, и когда отзвучала последняя нота, гости сначала сидели как зачарованные. Затем тишина взорвалась аплодисментами. Гаррет кланялся и улыбался, а овации все усиливались.
Когда все кончилось, Себастьян сидел в молчании. Проследив взглядом за Гарретом, он увидел, как Юлианна его обняла, прежде чем, дернув за рукав, усадить рядом с собой. Слушатели потянулись к нему, чтобы выразить свое восхищение. Себастьян переждал немного, прежде чем подойти. Засунув руки в карманы пиджака, он двинулся к столику, за которым сидели Гаррет и Юлианна.
– Давно не виделись, – сказал он, протягивая руку.
Гаррет чуть расслабил напряженно выпрямленную спину. По его взгляду было видно, что он не узнает Себастьяна.
– Вы раньше уже встречались? – спросила Юлианна.
– Да, три года тому назад, – ответил Себастьян.
Гаррет раздавил недокуренную сигарету под каблуком белой лаковой туфли. Исподлобья покосившись на Себастьяна, он окинул его подозрительным взглядом.
– И правда! – произнес он наконец. – А я тебя не узнал. Ты с тех пор вырос.
– А ты действительно хорошо поешь, – сказал Себастьян. – Я помню, как ты говорил, что станешь тенором. Среди прочих рассказов. В сущности, я должен быть благодарен тебе. Я теперь живу в Лондоне. У меня все хорошо.
– В Лондоне? – переспросил Гаррет. – И давно?
– Уже два года. И собираюсь еще там пожить, пока не надоест, – сказал Себастьян.
– Чем же ты занимаешься?
– Я фотограф.
– Господи! – воскликнул Гаррет и, кажется, погрустнел. – Это надо же!
Юлианна повернулась к Себастьяну.
– Я очень извиняюсь за ботинки! – сказала она.
– Забудь это! – сказал он, похлопав ее по плечу. – Подумаешь, пара ботинок! Можно купить новые.
Себастьян еще улыбнулся и скрылся в толпе гостей. Гаррет долго смотрел ему вслед. У него никак не укладывалось в голове, что это, оказывается, тот самый мальчик, который слушал тогда его истории. На самом деле Гаррет в то время еще ни разу не бывал в Лондоне и все просто наврал. Он только насмотрелся телевизионных репортажей из Лондона, разговаривал с людьми, которые там бывали, но ему еще ни разу не приходилось ступать на улицы Лондона. И вот Себастьян, оказывается, уже два года там живет. Теперь ему самому впору рассказывать истории! Это же надо – восемнадцать лет, и в таком костюме! Гаррету вдруг сделалось нехорошо. Он почувствовал себя обманутым. Лицо покрылось испариной.
– О чем ты думаешь? – спросила Юлианна.
Гаррет опустил глаза на свои паршивые белые туфли.
– Обо всем, чего мне еще предстоит добиться.
Весь кабинет завешан картами. В основном – большими и подробными. Пользоваться ими, держа в руках, невозможно. Стоит их развернуть, как обратно уже не сложить никакими силами. Поэтому они развешаны по стенам.
Карты вызывают у нее морскую болезнь. Так было всегда. Она не может охватить их глазами. Поэтому она садится за письменный стол и начинает работать на компьютере. Стол – папин, за ним он работает в те редкие дни, когда бывает дома. Сейчас отец в Нью-Йорке и вернется через десять дней. Она к тому времени, вероятно, уже уедет.
Один из самых ярких дебютов в скандинавской прозе последних лет, «„Сто лет одиночества“, какими их мог бы написать Эрленд Лу», роман «Мускат» молодой норвежской писательницы Кристин Валла рассказывает романтическую историю Клары Йоргенсен, которую снедает неутолимая тяга к странствиям. На островке у побережья Венесуэлы и в провинциальном университете высокогорного городка она ищет свою настоящую любовь — и находит.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.