Тургенев в русской культуре - [86]

: «идея Бога так велика, так безусловна, так метафизична, что последовательная приверженность к ней может принять форму отрицания жизни»[244]. Этот отрицательный потенциал веры в одном из своих аспектов очень точно и внятно выражен в «Бесах». «Народ – это тело божие, – возвращает Ставрогину его же идеи Шатов. – Всякий народ до тех пор только и народ, пока имеет своего бога особого, а всех остальных на свете богов исключает безо всякого примирения; пока верует в то, что своим богом победит и изгонит из мира всех остальных богов. <…> …Истина одна, а стало быть, только единый из народов может иметь бога истинного <…>. Единый народ-“богоносец” – это русский народ». Отсюда один шаг до шигалевщины: «Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалываются глаза, Шекспир побивается каменьями» – они ведь чужие боги. А для того чтобы никто не усомнился, что истина одна, «первым делом понижается уровень образования, наук и талантов», ибо «жажда образования есть уже жажда аристократическая»; «необходимо лишь необходимое – вот девиз земного шара отселе»; «полное послушание, полная безличность, но раз в тридцать лет Шигалев пускает и судорогу, и все вдруг начинают поедать друг друга». Из жесткой дилеммы «или вера, или жечь» на самом деле выход один – в шигалевщину, ибо при таком раскладе вера тоже означает – жечь.

Альтернатива? Вот она: «А я объявляю, – в последней степени азарта провизжал Степан Трофимович, – а я объявляю, что Шекспир и Рафаэль – выше освобождения крестьян, выше народности, выше социализма, выше юного поколения, выше химии, выше почти всего человечества, ибо они уже плод, настоящий плод всего человечества и, может быть, высший плод, какой только может быть! Форма красоты уже достигнутая, без достижения которой я, может, и жить-то не соглашусь… О боже! – всплеснул он руками, – десять лет назад я точно так же кричал в Петербурге с эстрады, точно то же и теми словами, и точно так же они не понимали ничего, смеялись и шикали, как теперь; коротенькие люди, чего вам недостает, чтобы понять? Да знаете ли, знаете ли вы, что без англичанина еще можно прожить человечеству, без Германии можно, без русского человека слишком возможно, без науки можно, без хлеба можно, без одной только красоты невозможно, ибо совсем нечего будет делать на свете! Вся тайна тут, вся история тут! Сама наука не простоит минуты без красоты, – знаете ли вы про это, смеющиеся, – обратится в хамство, гвоздя не выдумаете!.. Не уступлю! – нелепо прокричал он в заключение и стукнул из всей силы по столу кулаком».

Смешно? Преувеличенно? Идеальный сумбур? Да, но от этого еще более убедительно и достоверно, еще более трогательно, художественно неотразимо и – очень узнаваемо.

«Несчастный! – возопил Павел Петрович; он решительно не был в состоянии крепиться долее, – хоть бы ты подумал, что в России ты поддерживаешь твоею пошлою сентенцией! Нет, это может ангела из терпения вывести! Сила! И в диком калмыке и в монголе есть сила – да на что нам она? Нам дорога цивилизация, да-с, да-с, милостивый государь; нам дороги ее плоды. И не говорите мне, что эти плоды ничтожны: последний пачкун, un barbouilleur, тапер, которому дают пять копеек за вечер, и те полезнее вас, потому что они представители цивилизации, а не грубой монгольской силы!» [ТС, 8, с. 246].

Не на эту ли десятилетней давности страстную тираду намекает Степан Трофимович? Тем более что в продолжении ее звучит и имя Рафаэля, которого молодые художники «считают чуть не дураком, потому это, мол, авторитет». И потугинская мысль о том, что если бы «наша матушка, Русь православная, провалиться могла в тартарары», то на всемирной выставке достижений в Лондоне «ни одного гвоздика, ни одной булавочки не потревожила бы, родная, <…> потому что даже самовар, и лапти, и дуга, и кнут – эти наши знаменитые продукты – не нами выдуманы», – в преображенном варианте («без русского человека слишком возможно» обойтись) тоже здесь присутствует. Художественное чутье Достоевского, острое и ревнивое чувствование им «противника» было столь велико, что в монологе Степана Трофимовича мы находим не только реминисценции из тургеневских романов, но и запечатленные в тургеневских письмах отголоски споров, которых Достоевский слышать не мог, которые он угадал и которые, между прочим, наглядно показывают, что у цивилизации и Шекспира были противники не только в лице нигилистов. 3 (15) октября 1869 года Тургенев пишет Фету о предстоящей встрече: «…уже мысленно рисую Вас то с ружьем в руке, то просто беседующего о том, что Шекспир был глупец – и что, говоря словами Л. Н. Толстого, только та деятельность приносит плоды, которая бессознательна. Как это, подумаешь, американцы во сне, без всякого сознания, провели железную дорогу от Нью-Йорка до С.-Франциско? Или это не плод?» [ТП, 8, с. 101].

Несомненно, прочитывается здесь отсылка и к шекспировской речи Тургенева, написанной в 1864 году к трехсотлетию поэта, бывшего, по мнению Тургенева, «одним из полнейших представителей нового начала, неослабно действующего с тех пор и долженствующего пересоздать весь общественный строй, – начала гуманности, человечности, свободы» [ТС, 15, 49]. Шекспир Степана Петровича Верховенского – это тургеневский Шекспир, это красота, которая выше пользы и непосредственных практических интересов: «Целый мир им завоеван: его победы прочней побед Наполеонов и Цезарей» [там же, с. 50]. В пессимистическом «Довольно» эта же мысль о бессмертии искусства звучит мягче, не так пламенно и категорично: «Венера Милосская, пожалуй, несомненнее римского права и принципов 89-го года» [ТС, 9, с. 119], – но вера в то, что «искусство» и «красота» – это «сильные слова», что они сильнее других слов, безусловно подтверждается и остается неизменной. В письме М. В. Авдееву о героине «Странной истории» Тургенев писал: «Неужели каждый характер должен непременно быть чем-то вроде прописи: вот, мол, как надо или не надо поступать? Подобные лица жили, стало быть, имеют право на воспроизведение искусством. Другого бессмертия я не допускаю: а это бессмертие, бессмертие человеческой жизни – в глазах искусства и истории – лежит в основании всей нашей деятельности» [ТП, 8, с. 172].