Тургенев в русской культуре - [57]
Главные герои финала – все те же Берсенев и Шубин, с которых роман начинался, но это вовсе не означает символического замыкания круга, возвращения на круги своя, бесследного вытеснения «нарушителей спокойствия» за пределы сохраняющего инерцию стабильности жизненного пространства. Финальные Берсенев и Шубин, в отличие от своего счастливого соперника, так и не успевшего исполнить обещанное, во многом уже состоялись, реализовались и при этом не останавливаются, не почивают на лаврах, а продолжают двигаться дальше.
В отличие от Елены, отрекшейся от родных и от родины, Шубин из своего римского далека пристально вглядывается в Россию, вновь и вновь задаваясь вопросом о том, что мучило его в момент объявления Елениного выбора и что стало главной социальной проблемой романа. И этот повторенный в финале, обращенный в будущее и остающийся открытым ключевой вопрос – «Когда ж наша придет пора? Когда у нас народятся люди?» – заставляет, как нам кажется, не столько мысленно устремляться во внероманные, послероманные жизненные дали, сколько еще раз, в свете романных итогов, задуматься над тем, что предъявлено в рамках самого художественного мира.
Безоговорочно соглашаясь с Добролюбовым в том, что в выборе Елены отразилась тенденция русской жизни, – спорить не приходится, ибо именно так это подано самим Тургеневым, – позволим себе, тем не менее, посягнуть на святое и задать встречный вопрос: а стоило ли абсолютизировать, идеализировать этот выбор, а следом за ним и саму тенденцию? так ли однозначно права Елена, как это виделось героям романа, автору произведения, Добролюбову, многим поколениям читателей?
«Кто из нас не увлекался Еленой и ее избранником? Кто вообще не увлекался тургеневскими женщинами!» – спрашивал когда-то Лев Шестов и тут же расширял и в то же время снижал тему: «А между тем все они отдаются наиболее сильному мужчине. У “высших” людей, как у зверей: самцы борются между собою, самка следит за их борьбой и, по окончании ее, признает себя рабой победителя»[171]. Такой архетипический корень у ситуации, в которой изображена Елена, несомненно, есть, но нас в ее выборе, в самой этой удивительной, по всеобщему мнению, девушке интересуют не столько дальние, архетипические, сколько ближние, нравственно-психологические истоки поведения и их социальные последствия.
«Энтузиастическая», «экзальтированная», пребывающая в постоянной «ажитации»[172] Елена Стахова – человек экстремы, максималистка, «какая-то восторженная республиканка», как определяет ее отец, не ведающая оттенков и полутонов, не знающая жалости: «Слабость возмущала ее, глупость сердила, ложь она не прощала “во веки веков”; требования ее ни перед чем не отступали, самые молитвы не раз мешались с укором». В самом облике ее запечатлено что-то «нервическое, электрическое».
Одолевающая ее жажда деятельного добра находит свое выражение в двух крайностях: с одной стороны, «все притесненные животные <…> даже насекомые и гады находили [в ней. – Г. Р.] покровительство и защиту»; с другой стороны, она зажигается страстью разделить с Инсаровым его высокую участь борца за освобождение чужой, «далекой и ненужной ей»[173], по определению Гершензона, Болгарии. Но окружающих ее, близких ей, любящих ее людей она не умеет ни жалеть, ни любить, ни понимать. В сущности, Николай Артемьевич Стахов совершенно прав, когда говорит: «Ее сердце так обширно, что обнимает всю природу, до малейшего таракана или лягушки, словом все, за исключением родного отца». Она и сама это признает: «Нет, я не люблю их [отца и мать. – Г. Р.], как бы хотелось любить».
Признание Елены в любви Инсарову одновременно является отречением от иных обязательств: «Я тебя люблю… другого долга я не знаю». Вообще объяснение ее в любви, звучащее как присяга на верность не только любимому человеку, но и его делу, стилистически, конструктивно и содержательно предваряет одно из самых знаменитых тургеневских стихотворений в прозе – «Порог». И итоговые полярные определения героини «Порога» вполне приложимы к Елене: «дура»; «святая»[174].
«Ни страха, ни сомнения, ни сожаления» не испытывает Елена перед расставанием с родиной и родными, а за ее принципиальным общественно значимым отказом вернуться в Россию после смерти Инсарова – все тот же беспощадный максимализм по отношению к себе и к другим, вряд ли поддающийся оправданию безоглядным служением идеалу, жертвенным уходом из мира, который, по мнению В. Марковича, снимает все возможные упреки и придает героине «несокрушимое достоинство»[175]. Даже нигилист Базаров, не умея потешить родительское сердце лаской и приветом, тем не менее помнит, что он у своих стариков один, что они в нем души не чают, и последние жизненные силы кладет в том числе и на то, чтобы по возможности смягчить им ужас своего ухода. Еленино же прощальное письмо с вопросом-отречением «Что делать в России?» – сознательный категорический разрыв всех родственных и дружеских связей, самопровозглашенное дочернее самоубийство.
И в этом своем максимализме Елена Стахова не исключение, а предельное выражение того, что свойственно и другим тургеневским героиням. Очень многими своими чертами похожие на пушкинскую Татьяну (чужие в своей семье, живущие сложной и напряженной внутренней жизнью, томимые ожиданием любви, жаждущие самореализации, способные на неординарный, социально дерзкий поступок), тургеневские девушки, в конечном счете, утверждают совершенно другую, не приемлемую для Татьяны Лариной логику поведения и формулу судьбы. Татьяна после неудачной попытки своевольного жизнестроения смиряется, покоряется обстоятельствам по примеру своей матери, по няниному образцу, таким образом входя в русло традиционной женской судьбы или, говоря словами Достоевского, устраивая свою жизнь «по народной вере и правде» [Д, 26, с. 139], в основе которых лежит смирение.
Послевоенные годы знаменуются решительным наступлением нашего морского рыболовства на открытые, ранее не охваченные промыслом районы Мирового океана. Одним из таких районов стала тропическая Атлантика, прилегающая к берегам Северо-западной Африки, где советские рыбаки в 1958 году впервые подняли свои вымпелы и с успехом приступили к новому для них промыслу замечательной деликатесной рыбы сардины. Но это было не простым делом и потребовало не только напряженного труда рыбаков, но и больших исследований ученых-специалистов.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Монография посвящена проблеме самоидентификации русской интеллигенции, рассмотренной в историко-философском и историко-культурном срезах. Логически текст состоит из двух частей. В первой рассмотрено становление интеллигенции, начиная с XVIII века и по сегодняшний день, дана проблематизация важнейших тем и идей; вторая раскрывает своеобразную интеллектуальную, духовную, жизненную оппозицию Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого по отношению к истории, статусу и судьбе русской интеллигенции. Оба писателя, будучи людьми диаметрально противоположных мировоззренческих взглядов, оказались “versus” интеллигентских приемов мышления, идеологии, базовых ценностей и моделей поведения.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.