Турецкие военнопленные и гражданские пленные в России в 1914–1924 гг. - [81]
С другой стороны, далеко не все турецкие граждане стремились вернуться на родину и нередко заявляли о желании:
— принять советское гражданство и навсегда остаться в РСФСР;
— покинуть Россию, но выехать не в Турцию, а в Болгарию, Грецию, Сербию и иные страны;
— остаться в месте своего фактического проживания в РСФСР на неопределенный срок, сохранив за собой турецкое гражданство;
— вернуться в место своего постоянного («довоенного») жительства в России, сохранив за собой турецкое гражданство.
Некоторое представление о структуре перечисленных выше лиц можно составить на основе данных Таблицы 43.
Добавим к сказанному, что причины временного отказа от репатриации могли быть самыми различными, начиная от болезни или невозможности бросить «свое дело» и заканчивая тем, что кого-то просто «не пускала» русская жена[643]. Кроме того, Турция являлась родиной далеко не для всех турецких граждан. Так, Адольф Яковлевич Кон ходатайствовал о возвращении в Одессу, в которой он провел всю жизнь и из которой был выслан в Рязань в 1915 г.[644] С такими же просьбами к властям нередко обращались турки, проживавшие до войны в Гомеле, Житомире, Киеве, Кишиневе, Симферополе, Сухуми, Тифлисе и других городах бывшей Российской империи. И хотя конкретные сведения о «временно воздержавшихся» крайне отрывочны, они свидетельствуют о том, что количество лиц названной категории было не столь уж и малым. Так, по данным Центрэвака, на исходе 1921 г. таковых числилось: в Рязанской губ. — 120 чел., в Семипалатинской — 4, в Тамбовской — 22, в Царицынской — 35, в Ярославской — 16, в г. Калуге — 3 и в г. Челябинске — 4. Помимо того, «временно воздержавшиеся» находилось в Тверской, Симбирской и иных губерниях[645]. Причем количество лиц данной категории также отличались динамичностью. В частности, к середине 1922 г. их число в пределах одной только Рязанской губ. возросла до 200 чел.[646] (Как правило, бывшие оттоманские пленники, желающие остаться в России на неопределенный срок, признавались турецкими гражданами и получали виды на жительство для иностранцев[647]).
Таблица 43.
Распределение турецких гражданских пленных, состоящих на учете в Рязанском губэваке, по отношению к репатриации (по состоянию на 1 ноября 1918 г.)[648].
| № п. п. | Категория пленных | Из них заявили о желании: | Всего | ||
|---|---|---|---|---|---|
| Вернуться на родину | Временно остаться в России с сохранением турецкого гражданства | Принять советское гражданство | |||
| 1 | Мужчины | 117 | 20 | 2 | 139 |
| 2 | Женщины | 11 | 4 | – | 15 |
| 3 | Дети | 13 | 7 | – | 20 |
| 4 | Итого | 141 | 31 | 2 | 174 |
| 5 | То же (стр. 4) в % | 81,03 % | 17,82 % | 1,15 % | 100 % |
Следует также иметь в виду, что часть турок, числившихся в русском плену, просто пропала без вести. Например, Анкаре так и не удалось установить никаких данных о судьбе командира 1-го батальона 82 пехотного полка Али Риза Мустафы оглы, плененного в декабря 1914 г. под Сарыкамышем; командира 3-й горной батареи 102 пехотного полка лейтенанта Мухатдина, плененного в июне 1916 г. «в направлении Байбурта западнее с. Пернаки-Пак» и еще, как минимум, 45 турецких офицеров, безрезультатно разыскиваемых ОКП по всей Сибири вплоть до осени 1922 г.[649] Еще менее успешными были попытки розыска, предпринимаемые родственниками лиц, не вернувшихся из плена. Так, Абдулкадир оглы Химмет Паливан, разыскивающий своего зятя, рядового 149 пехотного полка, не только «установил», что тот живет в г. Опроске Екатеринодарской губ., но и добился того, чтобы по поводу его возвращения турецкое правительство заявило в марте 1922 г. вербальную ноту полномочному представителю РСФСР в Турции. Однако в конечном итоге населенного пункта с указанным наименованием на Кубани не оказалось[650]. (Впрочем, розыск пленных представляет собой отдельную проблему, которая возникла уже на начальном этапе войны. К примеру, 18 ноября 1914 г. МИД безрезультатно запрашивал у штаба Черноморского флота «сведения об Акибе бее, бывшем офицере на потопленном нами в Черном море транспорте «Мидхат-паша». В сентябре 1916 г. турки разыскивали через посольство Испании в Петрограде майора Фезуллах эфенди. В августе 1917 г. РОКК искал военнообязанного Мисака Бедеяна и т. д.[651]).
2) Репатриацию во многом затрудняла слабость российской системы учета, отмеченная еще в годы Первой мировой войны. Так, А. Н. Талапин, приводя данные по одному лишь Омскому военному округу, признает, что они «неточны, т. к. свидетельствуют лишь о числившихся по различным противоречивым источникам, а не о действительно находившихся в округе»[652]. Мы полностью солидарны с такой оценкой и со своей стороны хотели бы сослаться в качестве примера на то, что к 1 сентября 1917 г. в ИркВО на работах состояло свыше 13 тыс. военнопленных. Однако, уведомляя тогда же об этом Секцию труда Исполкома общественных организаций г. Иркутска, штаб округа ясно дал понять, что не только не располагает списками названных лиц, но и само составление таковых считает практически невозможным, поскольку «некоторым предприятиям пленные присланы непосредственно из Европейской России и эти пленные в лагерях округа не числятся»[653].
После 1917 г. ситуация в этом вопросе лишь ухудшилось. Попытки же восстановить систему учета практически никогда не достигали цели. Причем, не только по причинам, связанным с Гражданской войной. Так, пленные нередко просто не являлись на перерегистрацию либо не осознавая ее значения, либо просто не располагая о ней никакой информацией, т. к. объявления о регистрации публиковалась в местных газетах, обычно на русском языке, и уже по этой причине оставались неизвестны многим туркам. Впрочем, иной раз органы по эвакуации на местах вообще не размещали в печати объявлений
