Турецкие народные сказки - [154]

, а кель-олан говорит: «Эй, гыджыр-мыджыр, ты видел моего старшего брата?» Дерево опять говорит: гыджыр-мыджыр, а кель-олан опять спрашивает, а так как дерево ему ничего не отвечает, кель-олан сердится; но чуть только он ударил по нему топором, как дерево раскалывается, и оттуда сыплются золотые — шангыр-шунгур ³. А кель-олан, лишь только увидал их, так и остолбенел; тотчас он поворачивается, идет домой и говорит своему брату: «Дай мне еще хоть одного быка, чтобы я впряг его в арбу со своим». И тот дает ему еще одного быка. Кель-олан находит арбу, запрягает быков, берет несколько мешков, наполняет мешки землей и едет прямо в горы; там он высыпает землю, насыпает в них золото, накладывает мешки на арбу и везет домой. И вдруг это увидел брат. «Эй, послушай, кель-олан, ты где это нашел? Или украл где-нибудь? Теперь о нас пойдет молва, — что мы тогда будем делать?» А кель-олан говорит: «Сейчас мы его поскорее разделим да зароем в землю, — кто услышит, кто узнает?» Сказав так, кель-олан бежит бегом, берет у соседа мерку, а сосед, думая; «Что это он будет делать?» — наливает на дно мерки немного клею. Кель-олан берет мерку, отмеривает золотых себе и брату — они делятся. Потом он берет мерку и опять несет ее соседу, а сосед смотрит на дно мерки: золотой пристал. «Ай, где нашел этот кель-олан золото?» — говорит он другому соседу, а тот — третьему. Говорят-говорят, и все это становится известно каждому. И вот два брата слышат — все соседи узнали, что они мерили золото. Они и говорят один другому: «Зароем-ка золото и убежим, а то придут да нас и схватят». А кель-олан говорит: «Айда, не будем долго ждать». И они зарывают золотые и на следующий день бегут.

Прошли они немного, и вот старший парень говорит кель-олану: «Эй, послушай, ты дверь закрыл?» А тот отвечает: «Нет, не закрыл». — «Ступай скорее, закрой дверь и приходи». Кель-олан вприпрыжку прибегает к себе домой и говорит: «Раз я пришел домой, вымою-ка я разочек нашу старуху и тогда пойду». Тотчас он нагревает котел воды, раздевает свою мать; как только он облил ее с ног до головы кипятком, мать его так и осталась без движения. Тогда он припирает свою мать метлой к стене, взваливает на плечи дверь и приходит прямехонько к своему брату. И вот, лишь только его увидел брат, он и спрашивает: «Послушай, кель-олан, что это у тебя на спине?» А тот отвечает: «Разве ты не сказал мне: возьми и принеси дверь? Вот я и принес, а к тому же и мать свою вымыл, — так и пришел». Когда старший спросил: «Послушай, а как ты ее вымыл?» — тот и говорит: «Полил ей кипятку на голову и метлой припер к стене». Лишь только он это сказал, брат говорит: «Ох, сумасшедший кель-олан, да ты убил мою мать, накажи тебя аллах! Ну-ка садись». После этого они посидели немного. Наступает вечер, кругом начинает темнеть, глядь! — навстречу едут два-три всадника; испугавшись, братья тут же залезают на дерево.

А те люди, не замечая их, садятся под деревом. Вдруг кель-олан говорит: «Ай-ай-ай, братан, мне надо помочиться!» А старший говорит: «Послушай, подожди: сейчас они нас заметят и схватят». А кель-олан говорит: «Ай-ай-ай, я наделаю в штаны!» А старший видит, что он не понимает доброго слова, и говорит ему: «Ты хоть побрызгай туда-сюда понемножку, чтобы никто не заметил». Кель-олан так и делает. И вот те, что внизу, говорят: «Дождь идет». Проходит немного времени. Кель-олан снова говорит: «Ай-ай, братан, теперь мне надо за большим!» Напрасно старший говорит: «Слушай, постой, да пошлет тебе аллах беду! Сейчас же эти люди нас схватят». Но кель-олан не слушает, начинает делать, а те, что внизу, в темноте не видят их и говорят друг другу: «Ох, приятель, небесная манна сыплется». И это сходит с рук. Вдруг кель-олан говорит: «Ай, у меня устала рука, я брошу дверь». А старший говорит: «Послушай, кель-олан, не делай этого, подожди немного, пусть они уйдут, тогда мы спустимся и пойдем». Кель-олан его не слушает: чуть только он бросил дверь и она покатилась, грохоча — палдыр-кюльдюр ⁴,— те с криком «Слушайте, земля рушится на наши головы!» бегут оттуда. А братья спускаются с дерева, и старший говорит кель-олану: «Ну, убирайся, ступай в какую хочешь преисподнюю: с тобой из беды не вылезешь!» Тогда они расходятся: кель-олан в одну сторону, а тот — в другую.

Этот кель-олан идет-идет, доходит до какой-то деревни. Чувствует, что он проголодался: он начинает просить милостыню, потом идет и садится у двери какой-то мечети. Из мечети выходит народ. Один безбородый⁵ человек говорит ему: «Будешь моим слугой?»⁶ А тот отвечает: «Буду, но только давай мы с тобой уговоримся: что бы я ни делал, ты не будешь на меня сердиться; если рассердишься, я тебя убью». И вот безбородый говорит кель-олану: «Ступай возьми этих кур, выгони, попаси, прогуляй и обратно приведи».

И кель-олан берет их и гонит в поле: которую режет, которую продает, скольких-то ловит и пригоняет домой. А безбородый спрашивает: «Эй, послушай, а куда же девалась большая часть этих птиц?» А кель-олан говорит: «Милый человек, только они вышли в поле — и разбежались, кто куда; я побежал в одну сторону, побежал в другую, да только и мог поймать что вот этих». И безбородый ничего не говорит. Когда кель-олан спросил: «Хозяин, ты рассердился?» — тот отвечает: «Нет, я не рассердился, — чего тут сердиться!» Проходит несколько дней, безбородый говорит: «Ну-ка, кель-олан, возьми этих баранов и попаси немного». А тот берет: какого продаст, какого оставит на воле, а сколько-то штук приводит обратно домой. Безбородый опять его спрашивает, а тот отвечает: «Которого волк утащил, которые разбежались, и я не мог их поймать». А безбородый ничего не говорит. Кель-олан спрашивает: «Хозяин, ты рассердился?» — а тот говорит: «Нет, кель-олан, на что тут сердиться?» Но больше он уж не посылает его на работу, а заставляет сидеть дома.