Тумак фортуны, или Услуга за услугу - [12]

— Не отдам! Слышите, не отдам!

Я опешил. Челюсть моя отвисла, зенки, похоже, вылупились. Я ожидал всего, что угодно, но только не такого. Нет, это уже не наглость и даже не сверхнаглость, это скорее приступ паранойи или рецидив белой горячки. Я в таких вещах кое-что секу.

Гнев как-то сам собой улетучился. Меня словно пыльным мешком по башке шарахнули, и теперь я удивлённо таращился на этого тщедушного очкарика.

— Как это не отдашь? — задал я вполне законный вопрос. — Тебе что, козёл очкастый, зубы надоело носить? Гони газету, говорю!

— Не-е-е-ет! — завопил он, близоруко щурясь и прижимая мою газету к своей птичьей груди дистрофика.

Я почесал в затылке. Он играл явно против правил: вместо того, чтобы бросить газету и дать дёру или, по крайней мере, попытаться как-нибудь замять инцидент мирным путём, этот шизик готов был, кажется, костьми лечь ради моей собственности. Хотел было я ему врезать промеж его бесстыжих глаз, да посовестился: слишком различны были наши весовые категории. А по-хорошему, по-доброму газету он возвращать явно не собирался — так что же, скажите на милость, мне было делать? Как восстановить попранную, так сказать, справедливость? Ну и попал же я в переплёт!

— Послушай, придурок, у тебя что, с крышей не в порядке? Газета же моя, — попытался урезонить его я. — Отдай по-хорошему, не доводи до греха.

— Пять тысяч, — проблеял шизик, — пять тысяч за газету.

— Чего? — не понял я.

— Плачу наличными, — слегка осмелел он. — Вот, возьмите, — и он вынул из кармана пухлую пачку банкнот. Отсчитав пять штук, протянул их мне.

Я слегка прибалдел. Пять штук за какую-то вшивую газетёнку! Это где же такое видано? Нет, этот козёл явно спятил.

— Ну возьмите, прошу вас, — умоляющим тоном произнёс он, тыча банкноты мне под нос.

В конце концов, подумал я, почему бы и нет? Сделка мне явно пришлась по душе, но сдаваться сразу я не собирался: очень уж хотелось слегка помурыжить этого шизанутого типа.

— Спрячь деньги, болван, — грозно надвинулся на него я. — Откупиться от меня хочешь? Не на того напал, ворюга. Вертай газету, пока я ментов не позвал!

— Завтра, завтра верну, — зачастил он, от страха начиная икать. — Нет, что я говорю — завтра! Сегодня вечером, клянусь мамой. А пять тысяч возьмите, будьте так добры. Ну зачем вам газета, а? Вы же всё равно её читать не будете, ведь не будете, да?

— А вот это уже не твоё собачье дело, — с достоинством произнёс я, теряя терпение, — хочу — читаю, хочу — нет. Моя газета, мне и решать, что с нею делать.

Он сник, сумасшедший огонёк в его зенках притух. Похоже, я отнимал у него последнюю надежду в его никчемной, бесцельно прожитой жизни.

— На, возьмите, — голосом умирающего произнёс он и протянул мне газету. — Очень жаль, что всё так получилось.

Я выхватил у него газету и взглянул на первую страницу. Всё верно, газета моя. Он хотел было проскользнуть мимо меня к выходу, но я ухватил его свободной рукой за ворот и снова придвинул к стене.

— А теперь отвечай: на хрена тебе моя газета? — грозно потребовал я.

От отчаянно замотал головой.

— Нет-нет, этого я вам сказать не могу. Делайте со мной что хотите.

Я понял, что слова из него, действительно, не вытянешь. Впрочем, какая мне разница? Лишь бы бабки платил.

— Хрен с тобой, гони пять штук, — сдался я.

Физиономия его враз посветлела.

— Так вы согласны, да? Я так и знал, что вы не откажетесь! Пять тысяч вполне приличная сумма.

Он снова стал совать мне деньги в руку, а я, решив больше не испытывать судьбу, принял их, хотя и с видом оскорблённого достоинства. Потом отдал ему газету, которую он снова бережно прижал к груди.

— А теперь пошёл вон, — процедил я сквозь зубы, — и чтоб духу твоего здесь не было.

Но он, странное дело, убираться не спешил.

— Пять тысяч за каждый следующий номер, — вдруг выпалил он.

— А? — Я не сразу понял, что за ахинею он там несёт.

— За каждый свежий номер я плачу пять тысяч рублей, — членораздельно, окончательно осмелев, сказал он. — Ну как, по рукам?

У меня аж голова закружилась от такого бредового предложения. Я сразу начал подсчитывать, во что мне это выльется. Пять штук в день, это выходит сто пятьдесят в месяц. За вычетом выходных, когда газета не выходит, получается где-то около сотни. За год набегает миллион двести, а за десять лет — двенадцать миллионов! Уф, аж жарко стало. Да за такие бабки можно новенький «жигуль» приобрести! Впрочем, что это я, какие десять лет? Подписка была оформлена только на три месяца, ну на год, ежели пожелаю продлить, а там — прощай халявные денежки. Но и в течение года иметь приработок по сто штук в месяц к моим основным трёмстам пятидесяти — это тоже неплохо. А главное — Светка об этих левых бабках ничего знать не будет, а это уж совсем другой расклад.

Словом, я клюнул, проглотил приманку всю целиком, вместе с крючком.

— По рукам, — сказал я. — Только чтоб без туфты.

— Да как же можно! — обрадовался шизик. — Я человек честный, дуру гнать не собираюсь.

— Я это уже заметил.

Он сконфузился: намёк попал в цель. Впрочем, я не собирался читать ему мораль. Плевать я на него хотел с высокой колокольни. Лишь бы бабки регулярно выкладывал, а там хоть трава не расти.