Тудор Аргези - [4]

В школе на площади Амзы закончился очередной урок. Янку прошел мимо отца Абрамеску, разговаривавшего на лестнице с директором школы господином Нестором, и услышал имя Эминеску. Уловил обрывок фразы, сказанной директором школы: «…говорят, что Эминеску сбежал из сумасшедшего дома и бродит по Бухаресту».

Дома никого не было. Дверь оказалась запертой на замок. Ключей ему не доверяли. Куда идти? И он, подумав, вышел на главную улицу, на Каля Виктории. Там есть на что посмотреть. Магазины, вывеска к вывеске, хозяева на все голоса хвалят свой товар.

На Каля Виктории народу было больше, чем обычно, толпа оживленно переговаривалась и чего-то ждала. Янку знал уже, что так много народу собирается, когда должны провезти какого-нибудь очень важного покойника. Все выстраиваются вдоль тротуаров и ждут. Вдруг все зашевелились, зашептали, замахали руками: «Вот он! Вот он!» Янку протиснулся между взрослыми. «Мне было тогда девять лет… Человек шел быстро, напрямую, ничего не замечая, стремился куда-то. «Вот Эминеску!» — произнес голос. И этот голос остался в моей памяти навсегда. В этих словах слышалось все — и любопытство, и жалость, и высокомерное безразличие. Пронесшийся по Каля Виктории худой, плохо одетый человек, в галошах на босу ногу запомнился мне как легкое облачко дыма». Еще запомнились рассказы мальчишек, будто в сумасшедшем доме в Эминеску стрелял из рогатки другой больной. Потом рассказы о похоронах Эминеску.

…Была суббота, 17 июня 1889 года. Пара лошадей везла к кладбищу украшенный цветами и липовыми ветками гроб первого поэта Румынии, который жил только на свой писательский заработок и умер тридцати девяти лет от роду после мучительного нищенского существования.

Мальчик по имени Янку не шел за гробом. Он не знал, что в этот день хоронят того, чью работу во славу поэзии и правды продолжит он. Будущий Тудор Аргези в этот моросящий июньский день искал работу. Вот если бы у доброго Али был свой угол, где, может быть, он позволил бы жить и ему, маленькому Янку. Ему начало казаться — все люди знают о его детском горе и жалеют его. Однажды на урок пришел очень красивый человек, такого он никогда не видел. Это был господин директор школы по подготовке учителей для начальных школ, писатель Александру Одобеску. Он привел с собой группу учащихся школы, и они должны были показать педагогу, насколько готовы к труду учителя. В этот день, запомнившийся Аргези на всю жизнь, учащиеся должны были познакомить питомцев отца Абрамеску с вновь введенной десятеричной системой мер и весов. Александру Одобеску сидел за кафедрой, а перед ним высокий студент держал весы, наподобие тех, которые держит богиня правосудия Фемида. Одобеску время от времени выходил из-за кафедры и белым платком протирал сверкающие чистотой, отливающие золотым блеском чаши весов. Чтобы дети лучше запоминали, как работают весы, взвешивали один и тот же товар — тростниковый сахар. Ученик выходил к столу, доставал из банки несколько кусков, потом подбирал гири, пока стрелка не исчезала в рукоятке весов, говорил, сколько именно весят эти комки, и ожидал «приговора» красивого человека. В знак высшей оценки за хорошее усвоение урока Александру Одобеску брал своей белой почти невесомой рукой кубик сахара и клал его в протянутую ладонь красного от смущения ученика.

Пришла и очередь Янку. Он взвесил сахар с исключительной быстротой и аккуратностью. Положив на ладонь мальчика сверкающий кубик, красивый господин задержал его и спросил:

— А как тебя зовут?

— Теодореску.

— Как это Теодореску?

Мальчик ответил смущенный:

— Теодореску Ион.

— Тебя так в школе называют. А мать как зовет?

Янку замешкался и, чуть подумав, ответил:

— Янку.

— Вот держи, Янку. — И красивый господин опустил на его ладонь еще один белый кусок.

«Может, он знал от отца Абрамеску, что я сирота? Или, может быть, еще тогда он угадал во мне что-то такое, о чем и я еще многие годы не догадывался?» — много раз спрашивал себя Аргези.

4

Окончить четыре класса школы «Петраке Поенару» означало в то время получить серьезное образование. Отсутствие привязанности к родному дому, растущая отчужденность в отношениях с отцом и Анастасией все время толкала Янку к мысли о самостоятельном куске хлеба. Он не мог уже терпеть косые взгляды Анастасии, чье отношение к нему полностью соответствовало тому, что рассказывалось в народных сказках о злых мачехах. Но у злых мачех из сказок всегда есть свои дети, к которым они относятся ласково и нежно. У Анастасии же своих детей не было, и Янку не раз слышал, как она, полагая, что он заснул, опускалась на колени перед образом богородицы и умоляла ее смилостивиться, послать ей ребенка. Но пресвятая Мария, видно, не слышала ее молитв. Однажды Янку забыл закрыть форточку, и в Дом залетела оса. Анастасия выгнала пасынка и сказала, что не пустит в дом, пока не сдохнет эта оса. Не зная, куда податься, потому что было уже темно и страшно, Янку закрыл глаза и стал просить своего ангела-спасителя послать Анастасии ребенка, потому что она тогда займется малышом и у нее не будет времени злиться на отца и на него, Янку.