Тучи идут на ветер - [24]
Сергей Николаевич велел управляющему разыскать назавтра ловкого табунщика.
Заспался пан. Вышел на веранду — солнце играло уже поверх бугра. Фиолетовой каймой высовывался бугор над вербами, позеленевшими за пасхальные дни. Потянувшись, сорвал с тополя острый клейкий лист. Горький, щемящий запах защекотал ноздри. Дергая белыми бровями, пан чихнул в широкий рукав бухарского халата. Покосился на открытые окна: «Гм, молодежь… Из орудий пали, не добудишься».
На перила сел воробей. Прыгал, разорялся, чистил клюв о крашеное дерево — видать, с конюшни. Прогнал горластого. Мягко ступая бархатными туфлями, обшитыми бисером, завернул за угол. Слышно, у коновязи конюхи и денщики охаживают коней. Вспомнил пан, молодежь с вечера обговаривала прочесать нынче буераки между балками Терновой и Сухой — в тех краях замечены волки. Соседство пакостное. Перед пасхой соседи показали зубы: на виду у калмыка-табунщика два волка отбили от косяка стригуна. Нагоняли на буерак, в заросли, где в засаде таился выводок хищников. Выручили проезжавшие казаки. Не срезать бы острыми копытами молодому дончаку траву, не втягивать с храпом сладимые струи воздуха по утренним зорям у Маныча. Дело, правда, редкостное, чтобы волки до пасхи держались стаями; наверно, снежная голодная зима и поздняя весна еще крепко сидят в звере — боязно оставлять удачливого вожака.
Окликнул Наумыч. Пан свесился с перил.
— Чего тебе?
— Тот ловкач, с Казачьего… Хотел посылать за ним — сам явился.
— Ага, так-так… Вели подождать.
Бросил халат в кресло. На нижнюю рубаху надел повседневную кожаную куртку; красные бархатные туфли сменил на глубокие галоши. Приглаживая серую щетку волос, спустился по черной лестнице во двор.
Возле корявого, в наростах, тополя крепкошеий парень в старом ватнике и латаных казачьих шароварах со споротыми лампасинами. Рядом — невысокий конек светло-рыжей масти с проточиной по горбоносой голове. Из дончаков. Разгребая некованым копытом палую листву, он, балуясь, хватал губами парня за рукав, толкал в плечо.
— Слыхал, голубчик, вытворяешь там…
Подошел ближе.
— Думенко, никак? Не узнал сразу…
Отнял Борис у Ветра рукав; терялся в недобрых догадках: «Зачем понадобился? За коня… Держал на своем базу. Не пахал же на нем. Кормил, поил, как своего…» От нетерпения отозвался:
— Богатый, значит, буду… Коль не признали.
Пан как-то странно обошел Ветра; оглядывал, ощупывал, казалось, каждую жилку, каждый мосол.
— Так, так, так, — подтверждал какие-то свои мысли. — Чего ж, голубчик, помалкиваешь?
Загораясь в скулах, Борис теребил поводья.
— Брехать зря не стану, ваше благородие…
— Обставил, выходит? — Пан, хлопая Ветра по лоснящейся шее, хитро подмаргивал — Казачишек, сказывают, своих хуторных обскакал на этом коньке… Правда, нет? Расскажи уж, сделай милость.
— Думал, вы про что… А касаемо скачек, вправду. Ветер не подгадил.
— Ишь ты.
Крепился пан, ни словом, ни улыбкой не выказывал радости — выдавал блеск глаз, освеживший одутловатое после позднего сна лицо. На коня продолжал коситься с недоверием.
— Ей-богу, ваше благородие.
— А верст-то по кругу?
— Да навпрямки… Около трех.
Докапывался пан до своего, потаенного:
— Лошади казачьи каких пород?
— Всякие выходили. У атамана, к примеру, кобылица, Стрелка, та арабских кровей, с примесью английской. Ветер с ней шел ухо в ухо. А еще был… Тоже призер, не нашенский — с Егорлыка, тот горец, терский. По статьям видать. Жаль, сгубили коня…
— Что так?
— На препятствиях. Хозяин сам… Не удержался в седле, рванул повод. А уж копыта задние над землей. И позвоночник… Дострелили.
— Горе-казак жив?
— Чего с ним…
Сквозь заросли смородинника продрался белый в шоколадную горошину легавый. Втянул мокрой сопаткой утренний воздух; туда, сюда кинул ушастой головой — искал запах.
— Потерял, Джек?
Кобель и хвостом не шевельнул. Крутнулся, исчез в кустах.
— Занят, — оправдал пан собаку, а спросил о своем — Не приметил, случаем, с нашим тавром коней не было у казаков? На скачках. Кроме этого…
— Нет.
Хмыкнул непонятно пан, отступая от Ветра. Ничего не сказав, потащился к конюшням, оставляя галошами на дымчатой от росы траве зеленый след.
Недоумевал Борис, окончен ли с ним разговор. Скосил глаза: пан обшаривал карманы кожанки.
— За службу, голубчик… На, бери. А пока определяй конька да жди в людской. Поведешь моих к Терновой балке. Волки объявились.
Оглядел Борис серебряный рубль, новехонький, с сиянием, прошлого года чеканки. Бережно опустил его в кисет.
Стук в дверь удивил Сергея Николаевича. Сын входил к нему без стука. По настороженным глазам — привело необычное. Ткнул в мраморный стакан карандаш, закрыл записную книжку в зеленом коленкоровом переплете.
Прислонился Павел к щеке, как и всегда. По холодному лицу и одежде догадался, что он совершил уже верховую прогулку.
— Присаживайся.
Хмурясь, Павел оглядывал кабинет, будто сроду не бывал здесь. Понятно волнение сына. За эти дни кое-что он увидал собственными глазами и, признаться, одобрял выбор. И если, бог даст, дойдет до венца, не придержит родительское благословение. Девушка воспитанная, обаятельная и не по летам серьезная. А приданое у них в роду не в моде — сам брал покойницу-жену с одной корзиной белья.
Книга В. Карпенко рассказывает о жизни легендарного начдива, героя гражданской войны Н. Щорса. О том, как он со сформированным им же Богунским полком устанавливал Советскую власть в освобожденных от петлюровцев районах Украины. Автор использует в своей книге архивные материалы и воспоминания соратников Щорса. Книга рассчитана на массового читателя.
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Середина XVII века. Речь Посполитая подмяла под себя почти всю Белую и Малую Русь. Но на завоеванных землях уже вовсю полыхает пламя освободительной борьбы. Малороссия волнуется как штормовое море, лихие казацкие ватаги не дают покоя захватчикам. Дело за малым – кто возглавит справедливое народное мщение, кто объединит его в единый мощный поток, который сметет ненавистных шляхтичей?И такой человек появился. Богдан Михайлович Хмельницкий (1595-1657) стал воистину национальным героем запорожского казачества и символом независимости Украины.
Новый роман известного современного писателя Валерия Поволяева "Атаман" посвящен жизнеописанию одного из наиболее выдающихся лидеров российского казачества генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семенова.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны.