Тучи идут на ветер - [16]
Застрял в горле кусок. Прокашлявшись, жевал со злостью, морщился. Понял, почему сестра в такую пору затеялась с тестом. Товарки ее засветло управились; теперь, вырядившись во все лучшее, бегают за церковной оградой. Жаль, платье с голубыми цветочками и оборочками одно…
Не удалась Пелагея в их породу: батька и мать были под стать ростом, лицом. Они трое, старшие, унаследовали от родителей обличье. Одна Пелагея особняком, будто чужая, ни в близкую, ни в дальнюю родню. Казалось, пора бы выровняться — корявый сучок веснами обряжается в зелень, прихорашивается, скрывая от глаз костлявую, до дурноты нехорошую наготу. Сестру не прихорошила и эта весна; напротив, по ее прыщеватым щекам пошли красные нарывчики. Вглядываясь в зеркало, она тайком лила слезы, молила бога, чтобы избавил от напасти; применяла на ночь всякие жировки, мазилки. Не помогало, даже хужее делалось. Потому и глушила свою девичью беду возле печки, на базу.
Отодвинул миску с недоеденной картошкой, сказал в сердцах:
— Насточертела постнятина и на зимнике! Тащи кусок сала.
Сестра в испуге округлила темные глаза.
— Господь с тобой, братка! И думать грех о скоромном. В церкви само плащаницу целуют… Больше терпели, чего до свету осталось? Утресь явются наши, и разговеемся. Маманю помянем.
В печи перегорело. Пелагея разгребла жар; опершись на кочергу, колюче оглядела брата.
— В горенку иди. Штаны и рубаху чистую приготовила. Возьми лампу. Хочь причешись перед зеркалом, оброс, навроде бирюка. А сапоги, батюшки! Антонов огонь прикинулся[1]. Скидай, деготьцем смажу.
Сатиновую рубаху Борис вобрал в суконные штаны. Справлял сам, на свои заработки. Не доходит черед до сапог добрых да папахи. Пока расчесывал потемневшие за зиму вихры, Пелагея смазала дегтем сапоги. Подавая обновленные, пахучие, убеждала:
— Новые, ей-богу, и не дознаются…
Сжалось девичье сердечко. Кремовая рубаха преобразила лицо брата; умытое холодной водой с мылом, оно источало утреннюю свежесть. Подавила вздох.
— Господи, братка, ты уже взаправдашний парубок! Ни одна девка во всем хуторе кабака не осмелится под-несть.
Борис кидал с ладони на ладонь кизячную жаринку; ловчился достать цигаркой.
— Скажешь, сеструшка… После службы женюсь. Гляди, и на сверхсрочную останусь.
— Вояка ты известный. Мало бываешь в хуторе. Хоть улица отдохнула.
Черным огнем вспыхнули у него глаза. Натягивая лохматую баранью шапку, попросил;
— Коня напои. Нехай на воле, ночь теплая.
Захлопнул с грохотом дверь. Мигнул желтый лепесток в лампе, задребезжало расколотое в оконце стекло. Пелагея постояла, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Лампу погасила, перенеся огонек опять в плошку. Убрала со стола, досуха вытерла латаную скатерку с облезлыми зелеными квадратиками. Подвернув рукава старенькой блузки, нагнулась к дежке.
На охотника и зверь бежит — правду бают люди. Просунулся Борис в церковную калитку, запруженную сиры-мы, прибившимися на звон колоколов. Меж лопаток двинули кулаком… Володька Мансур! Схватились дружки. Мельниковы сапоги защелкали по ограде.
— Сдурел, силу девать некуда?!
Выпустил его ремень, туго стягивающий новую поддевку. Подбегали хлопцы. Жал руки, вглядывался — свет из окон церкви доставал слабо.
— Казарва, слыхал, голову вытыкать начала?
— Как на крещение сходились на Хомутце, ото и все, — ответил старший из братьев Гвоздецких, Егор. — Вроде и не было крупных стычек.
— Захарка о ту пору бровь мне рассадил, вражина, — пожаловался Мансур.
Из-за церковной сторожки вывернулись двое.
— Ты, Котька? Ну? Да кажи, гад! — Мансур репьем вцепился в Котьку-пастуха.
— Дай дыхну. Три дюжих казачины… По садам водили их. Едва утекли.
— А гусак?!
— Там, — Котька указал вверх.
— Так бы сразу. А то жевал… — на радостях присве-тил ему в ухо. Ухватил Бориса за рукав — Айда с нами на колокольню.
— Своих бы повидать, батьку и сестру…
— Не прогадаешь, — раскусил его Мансур. Обдавая табачищем, шепнул — Тут Нюрка… Я доставлю ее из церкви.
Лаз на колокольню брал начало в дощатом пристрое к замшелому боку церкви. Крутые скрипучие ступеньки прогнили. Дыра сырая, тесная; воняет мышами и плесенью, а то чище — покойниками. Днем шишек наставишь, а ночью и вовсе. Борис, ощупывая жидкие перильца, чертыхался, вспоминал бо-женят.
Сверху, из темени, Мансур посоветовал:
— Не тревожь волосатых, черных. Боженят, этих можно… Зараз выберемся, последний поворот.
Пахнуло ветерком; забрезжило. Звонница изнутри побелена известкой. На всех четырех стенках — синие проемы в небо; над головой черно зияли колокола.
— Веревки, затрезвонишь ненароком… — Голос Епиш-ки-звонаря.
— Ты, Епишка? Не угадал. Богатый будешь.
— А мы и не бедные, — прихвастнулся Володька. — Во!
Шибануло жареным мясом. Запаха такого Борис отродясь близко не нюхал.
— Окромя гусака еще кое-что собралось… Да ты садись, разговляться будем.
Пока поднимались остальные, Мансур навел ясность, каким способом залетел жареный гусак на колокольню. Не из церкви — проделал свой путь. С утра, выгоняя скотину, Котька втянул носом дурманящий запах. Наносило с базу Домны. Не иначе, готовится старая шельма всерьез к празднику — гусака зарубала. Вечером сделали разведку. Компания. Какие-то приезжие; две подводы на дворе. Он, Мансур, велел Котьке заглянуть к знахарке в погребку…
Книга В. Карпенко рассказывает о жизни легендарного начдива, героя гражданской войны Н. Щорса. О том, как он со сформированным им же Богунским полком устанавливал Советскую власть в освобожденных от петлюровцев районах Украины. Автор использует в своей книге архивные материалы и воспоминания соратников Щорса. Книга рассчитана на массового читателя.
Советские геологи помогают Китаю разведать полезные ископаемые в Тибете. Случайно узнают об авиакатастрофе и связанном с ней некоем артефакте. После долгих поисков обнаружено послание внеземной цивилизации. Особенно поражает невероятное для 50-х годов описание мобильного телефона со скайпом.Журнал "Дон" 1957 г., № 3, 69-93.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Середина XVII века. Речь Посполитая подмяла под себя почти всю Белую и Малую Русь. Но на завоеванных землях уже вовсю полыхает пламя освободительной борьбы. Малороссия волнуется как штормовое море, лихие казацкие ватаги не дают покоя захватчикам. Дело за малым – кто возглавит справедливое народное мщение, кто объединит его в единый мощный поток, который сметет ненавистных шляхтичей?И такой человек появился. Богдан Михайлович Хмельницкий (1595-1657) стал воистину национальным героем запорожского казачества и символом независимости Украины.
Новый роман известного современного писателя Валерия Поволяева "Атаман" посвящен жизнеописанию одного из наиболее выдающихся лидеров российского казачества генерал-лейтенанта Григория Михайловича Семенова.
Роман «С Ермаком на Сибирь» посвящен предыстории знаменитого похода, его причинам, а также самому героическому — без преувеличения! — деянию эпохи: открытию для России великого и богатейшего края.
Роман известного русского писателя Геннадия Семенихина "Расплата" включает в себя третью книгу знаменитой трилогии "Новочеркасск", посвященной основанию города Новочеркасска - столицы Войска Донского. В основу романа положена история одного из старейших казачьих родов на протяжении XIX-XX веков.На страницах этого увлекательного произведения читатель встретится и со знаменитым атаманом Матвеем Платовым, и с его прямыми потомками - братьями Якушевыми, не по призыву, а по зову сердца ушедшими защищать Отечество в пылающем горниле Второй мировой войны.