Тщета: Собрание стихотворений - [22]

Искрасна вспыхнет,

В празелень отсвечена,

Изморозью стихнет.

Те буквы, которые

На глазах – в пламени.

Отведу взор я –

Сизая мгла на них.

Кто мне, беззащитной,

Сжал сердце страхом?

Книга, недочитанной,

Рассыпалась прахом.

С тех пор я тревожна,

Отыскивая –

Где книга брошена

Моя цветнолистая.

Контакт последний

Сны неспокойные,

Что пророчили?

Чьи в вас раздвоенные

Жала ли, они ли?

Кто дал на руки

Знаменные ризки –

Страшные подарки,

Лица своего списки?

Велел увериться

На снимках – кто, где он.

Но как измерится

Мгновеньем – эон?

Как на море к пристани

Льну я взглядом лепким –

И снимок выстанет

Выпуклым слепком.

Лгут искажения –

И то, и то, и это.

Вот он – тень от тени

И свет от света.

Из глаз ли, из уст ли

Жалость – жало выступит.

Нет жалости устали,

Жалу – иступи.

Мудростью ужаленных

Губящий незлобно,

Прекрасный, печальный,

«Во всем подобный».

Мне, как птице связанной,

Не уйти от Лика

Великого соблазна –

Любви великой.

Кто мне сказал, радуясь,

Безжалостный в жертве? –

«Это маска, снятая

С меня после смерти».

Видение вокруг

В далекой жизни, в жизни прежней

Клонился долу выгиб дуг.

Всё безответней, безнадежней.

Теснее замыкался круг.

Всё утомленней, всё покорней

Тянулся счет остылых дней.

И всё длиннее, всё повторней

Ложились полосы теней.

Всё ниже, круче скат пологий,

Всё реже да, всё ближе нет.

«И кто-то странный по дороге»,

И рядом тень, и рядом свет.

– Постой, дай вспомнить. – Чаши емкой

Нерасторжима синева.

И вздрогнет струнно в сердце чьем-то

Натянутая тетива.

Цветные осыпи каменья,

Цветные буквы — те ли, те?

Того ли слова бьются звенья

В неизъяснимой немоте?

И сердца ропот – кто ты, страшен?

И струнный ливень – (помню, где?) –

– Сойди с креста. Не крест, но чаша.

Не меч, но мир. Не там, но здесь. –

Кто в отреченья строгой йоге

Твердит о мертвенности жертв,

«О жертвенном, о мертвом Боге»?

– О мертвом, слышишь? – Слышу. Мертв. –

– А наше: Господи, подай нам? –

– Прими от нас – прольется вздох. –

– А та, а солнечная тайна? –

– Ночная тайна, мертвый Бог. –

– А терн венца, распятья гвозди,

А погребенья пелена? –

– То роз шипы, то кисти гроздий,

То светлорунная волна. –

И песнью песней, взрывом тверди

Созвездий хлынул встречный хор.

Грознее страсти, ближе смерти

Встал исступления восторг.

И вот – ни ужаса, ни боли,

Но всё поет и всё летит.

«И кто-то странный» знаки Воли

На сердце вынутом чертит.

Престолы святы, Власти строги,

Полна соблазна благодать.

Но только б, только на пороге

Не вспоминать, не тосковать –

«О жертвенном, о мертвом Боге».

Когда-то прежде

Навстречу солнцу: земля, земля свята.

Навстречу сердцу: легко благое иго.

И смерти: участь опавшего листа.

И жизни: вечность промчавшегося мига.

Навстречу «мимо» он осветился: пусть.

Дыханью «пусто» он улыбнулся: нива.

И отдал счастью – большого строя грусть,

И скорби – стих свой высокого прилива.

Он темных, пленных безмерно пожалел,

И ужаснулся грядущей нашей муке,

И цепь неволи он на свои надел –

Чтоб наши тронуть закованные руки.

Здесь, на земле он, на черной с нами он,

Печалью нашей, безумьем нашим болен,

И с нами бредит, и с нами усыплен,

И снами скован, и снами приневолен.

И пленным – нежный твердить не устает,

Что нет чертога украшенней темницы,

И темным – светлый поет, и льет, и льет

Дождем стеклянным созвучия Денницы.

И холод ночи нам – утренняя дрожь,

Тюрьмы решетки нам – неба перламутры.

И всё равно нам, где истина, где ложь –

Когда глядит Прекрасный, поет Премудрый.

И всё равно нам – узнать или забыть,

Что – крест распятья, и что – печать соблазна.

Нас больше нет. И нам не жаль не быть –

Нам пел Премудрый, на нас глядел Прекрасный.

24.I – 3.II.1918

МЕЧТАНИЕ О ВЯЧЕСЛАВЕ СОЗВЕЗДНОМ

Миф о нем

Да, это правда, я к вам прихожу – выпытывать, пытать.

Гляжу, как ночь на день: взглянуть и – утонуть, на вас, как

на алмаз – неробкий тать: быть схвачену, но – взять.

Так я должна, должна вас разломать и посмотреть: что вза-

­перти? и бережно поставить, и уйти.

И втишь, и вглубь – к себе – я ухожу, Судьбе покорней

и угодней. Но, уходя, я всё спрошу, и всё скажу – сегодня.

Скажите, как вы пишете стихи – те греческие фрески? «На

грифах, светлоризый Князь муз», в мистериях и плеске, в

мифах и блеске ожил?

А я пишу – как древняя Рахиль – «о детях плачет и уте-

­шиться не может».

Зачем вы это сделали со мной?

Державному поэту моей обиды брошу белый зной. Я вас

зову к ответу: зачем вы это сделали со мной?

Я тихая и легкая была, я на волнах качаяся спала, я сонная

плыла – к могиле. Зачем вы разбудили меня? назвали имя

тайное мое? напомнили мне инобытие?

И я не та, не прежняя – простая и нежная — отпала от лас-

­ковой себя я, и встала — вся иная, напевная и гневная, вся –

горе, и вся – тоска земная с небом в споре.

Вот я перед вами заклятый круг означу: рифмами я плачу,

я исхожу стихами, созвучьями клянусь и заклинаю. Я таю –

истаяла дотла я. И звукам нет, и мукам нет числа.

А в сущности, всё в жизни просто и одинаково, «бывало

всякое» (Уриэль Акоста).

Не лабиринт, не свод эфирный – ваш кабинет, уветливый

и мирный; и не престол – а стол; не кубок яда, не Грааль

печали – а чашка чаю; не зари лампада, да и не рампа – а

только лампа; вместо жезла – невинный карандаш; и сабо-

таж протеста – сиеста; покоящее чресла кресло удобное –

не лобное, не царское то место и не оракула треножник.