Тщета: Собрание стихотворений - [20]

Шрифт
Интервал

Дождем просыпалось веселых брызг.
И это дикое – тому уликою,
Что в шалых зайчиках огнистый диск.
И забавляюсь я,
И удивляюсь я,
Что мышки маленькой мне внятен писк.
Не тайны масками — ребенка глазками
В меня глядит моя — во мне — тюрьма,
Душой подснежника — душа мятежника,
Душа невольника из-под ярма.
И забываюсь я,
И открываюсь я,
И эта ласковая – я сама.
Как я люблю мои, как я ловлю мои
Ночные отплески от блеска дня,
Мои бессонные крыла червленые –
Полнеба ими мне дано обнять.
И отражаюсь я,
И повторяюсь я,
И нет мне Господа разве меня.
16-19.II.1918

«Пришла к нему неловкою и робкой…»

Пришла к нему неловкою и робкой,
Незнающей, непомнящей, во сне –
Замкнутою, завязанной коробкой,
Хранившей только нет и только не.
Ключ повернул на оба оборота,
Разрезал свив сращенного узла –
И редкости, и ценности без счета
Он бросил мне, без меры и числа.
Еще одна сверкающая россыпь,
Еще легенда звучная о нем –
И возойдут дымящиеся росы
Плеядами, невидимыми днем.
И Золушка царевною наследной,
Покорствуя судьбе, пойдет к венцу –
Но как легко коробке было бедной,
Как тяжело богатому ларцу.
27.XII.1917

22.X.1917

I
К последнему унижению
Повелено мне идти,
К назначенному свершению
Начертанного пути.
Безгневная и безгласная,
Явлю на дневном свету
Прекрасному – безобразное,
Имущему – нищету.
Ни страха, ни колебания,
Ни жалости нет во мне –
Последнего замирания
В бесчувственном полусне.
II
Вошла – и вышла оправдана.
О, чем же, чем искупить?
Зачем же чаша отрав дана,
Когда ее не допить?
Пускай дробится, расколота,
Души моей чешуя.
Но милующего молота
Не вынесу – даже я.
Жжет Нессово одеяние –
На язвах покров невест.
Последнего послушания
Раздавливающий крест.
29.X.1917

«Бросают то в жар, то в озноб…»

Бросают то в жар, то в озноб
Налеты весеннего ветра.
Ах, в них ли не чуять мне стоп
Старинного, точного метра.
А в белых спиралях берез
Узнать не хитро и не мудро
Оснеженных кольца волос
Игры или времени пудрой.
Приходит он душу губить,
Былого соблазнами полнить,
И дразнит: попробуй забыть,
И шепчет: не пробуй припомнить.
А я полу-бред, полу-сон
Улыбкой тоски провожаю,
А я полу-смех, полу-стон
В изысканный стих наряжаю –
Как будто касаюся, меж
Дыханий прерывистых ветра,
Скользящего края одежд
Всегда уходящего мэтра.
IV.1920

АСПЕКТ МИФИЧЕСКИЙ

Он был светильник горящий и светящий,

а вы хотели малое время порадоваться присвете его.

Иоан. V. 35.

Кто нам солгал, что кроток он и мирен,
Что благосклонен к розам на земле? –
Горящий угль в кадильницах кумирен,
Слепящий огнь на жертвенном столе,
Он у себя, в прозрачности – эфирен,
У нас он – лавы слиток, ток в золе.
Его вела не сладостная Сирин,
В затона отраженная стекле,
Не Алконост, рыдающая с нами,
Не Гамаюн, вещающая мне –
Но песнь его смолою мирры крепла,
Но путь его над бездной шел веками,
Но Феникс, умирающий в огне,
Его учил — как воскресать из пепла.
18.XI.1917

АСПЕКТ КОСМИЧЕСКИЙ

Могу ли я? о, если я спросила
Себя – могу ли? значит, не могу.
Но движет мной меня сильнее сила –
Ее веленьям я ли небрегу?
И песнь идет, и песне предстоящей
Я радуюсь, как верному врагу.
И вот – тропой, уклонно нисходящей,
Невиданное близится лицо.
Завесою прозрачности скользящей
Его скрывает ауры яйцо.
В дрожащей сети змеевидных нитей –
Двойное удлиненное кольцо
Безвидных глаз – всё жутче, всё открытей
Слепое прояснение грозит
Неотвратимым бытием событий.
Гудящий – звон ли, стон ли он? таит
Все тайны слов, все грани постиженья,
Все яви снов, и боли всех обид,
И смертного бессмертному прощенье.
Слова ли то? ужели то слова –
Согласных, гласных вод кипенье – пенье,
И в них, и в них – все лики естества,
И все еще не явленные лики
Текут, и жизнь мертва, и смерть жива –
По воле Господина и Владыки.
Остер Хирурга неуклонный нож,
Вскрывающий, под горестные крики,
Печаль и радость, истину и ложь.
И верен точный циркуль Геометра –
Руки, не знавшей, что такое дрожь.
И, как волна послушна зову ветра,
И как земля пространству отдана,
И домыслу художника палетра –
Душа, одна, до дна обнажена
И ждет – ножа, и циркуля, и кисти:
Да отпадет всё, всё, что не она,
Как выжженное, высохшее листье,
Как старая, изношенная плоть —
Возьми ее, и вскрой ее, очисти
И дал ей – новой – новую милоть.
Да умершей дыханием коснется –
Бог или Дьявол, ей равно – Господь.
И пытке воскрешенья предается
Отпавшая, отторженная – вновь:
Вся – из себя, в себе – дробится, рвется,
Истомной боли проступает кровь.
И взмолится душа в изнеможенье:
И это – жизнь? и это есть – любовь?
И тот же Лик, в последнем приближенье
Явив сплетенье Розы и Креста,
Ответит ей: – Зачатье и рожденье –
Две стороны единого листа.
Блаженна ты, блаженна между всеми:
Ты скорбною землей была взята
И, мертвая, прияла жизни семя.
Смотри – умолкла буря, ветер стих,
Мгновение прошло, настало Время,
И в тишине твоей – родился стих.
19.XI.1917

АСПЕКТ ЛИРИЧЕСКИЙ

Благословен пославший нам страданье,
Благословен, кто выстрадать помог.
О, долгое, о, темное скитанье
В скрещениях извилистых дорог.
Но все пути, сплетенья и касанья
Один венчал, один кончал порог –
Порог закрытой двери у заката
И траурная надпись: «без возврата».
И спутники мои переступали
Порог, за ними закрывалась дверь.
И, уходя, в надежде и печали,
Один шептал мне – «знай», другая – «верь».
Но огненной печатью выжигали

Рекомендуем почитать
Морозные узоры

Борис Садовской (1881-1952) — заметная фигура в истории литературы Серебряного века. До революции у него вышло 12 книг — поэзии, прозы, критических и полемических статей, исследовательских работ о русских поэтах. После 20-х гг. писательская судьба покрыта завесой. От расправы его уберегло забвение: никто не подозревал, что поэт жив.Настоящее издание включает в себя более 400 стихотворения, публикуются несобранные и неизданные стихи из частных архивов и дореволюционной периодики. Большой интерес представляют страницы биографии Садовского, впервые воссозданные на материале архива О.Г Шереметевой.В электронной версии дополнительно присутствуют стихотворения по непонятным причинам не вошедшие в  данное бумажное издание.


Нежнее неба

Николай Николаевич Минаев (1895–1967) – артист балета, политический преступник, виртуозный лирический поэт – за всю жизнь увидел напечатанными немногим более пятидесяти собственных стихотворений, что составляет меньше пяти процентов от чудом сохранившегося в архиве корпуса его текстов. Настоящая книга представляет читателю практически полный свод его лирики, снабженный подробными комментариями, где впервые – после десятилетий забвения – реконструируются эпизоды биографии самого Минаева и лиц из его ближайшего литературного окружения.Общая редакция, составление, подготовка текста, биографический очерк и комментарии: А.


Упрямый классик. Собрание стихотворений(1889–1934)

Дмитрий Петрович Шестаков (1869–1937) при жизни был известен как филолог-классик, переводчик и критик, хотя его первые поэтические опыты одобрил А. А. Фет. В книге с возможной полнотой собрано его оригинальное поэтическое наследие, включая наиболее значительную часть – стихотворения 1925–1934 гг., опубликованные лишь через много десятилетий после смерти автора. В основу издания легли материалы из РГБ и РГАЛИ. Около 200 стихотворений печатаются впервые.Составление и послесловие В. Э. Молодякова.


Рыцарь духа, или Парадокс эпигона

В настоящее издание вошли все стихотворения Сигизмунда Доминиковича Кржижановского (1886–1950), хранящиеся в РГАЛИ. Несмотря на несовершенство некоторых произведений, они представляют самостоятельный интерес для читателя. Почти каждое содержит темы и образы, позже развернувшиеся в зрелых прозаических произведениях. К тому же на материале поэзии Кржижановского виден и его основной приём совмещения разнообразных, порой далековатых смыслов культуры. Перед нами не только первые попытки движения в литературе, но и свидетельства серьёзного духовного пути, пройденного автором в начальный, киевский период творчества.