Тщета: Собрание стихотворений - [11]

Неузнанное домино.

И реже, реже, неприметная,

Никем не принятая вновь,

Неутолимо безответная.

Пройдет Единая Любовь.

И вскрик, и взгляд, бесцельно брошенный,

Оплачет призрачную даль –

Теней немилых круг непрошеный,

Круженья лишнего спираль.

19.VIII.1915.

КИТАЮ-ГОРОДУ НА ЗАБОРОЛЕ

1. Купола

Кремлевские, церковные, святые,

Литые, золотые купола.

Архангельские головы седые,

Ивановские царь-колокола.

Успенские истертые ступени –

Столетиями кованный узор,

И Чудовские сводчатые сени

И маковок Апостольских шатер.

А верхний Спас – за золотой решетной,

Спас – на бору и Спас – что на крови, –

Он ждет, Он ждет, веков считая четки,

И Он сойдет – лишь только позови.

А те, чей сон под куполами, в медных

И каменных покоях сберегли –

Заступники обиженных и бедных,

Печальники московский земли,

Вы слышите? Ударят у Предтечи,

Примкнут Борис и Глеб из-за угла,

Подхватят-переймут в Замоскворечьи,

В Кремле пойдут во все колокола.

Ответят у Большого Вознесенья,

Подслушают у Саввы на дворе,

Зажгутся потускневшие каменья

На выцветшем Страстном монастыре.

Кричат во Успеньи – на Могильцах

Полиелейный, благовестный звон.

Вы видите? – на папертях, на крыльцах

Стоят и ждут знамений у знамен.

От Красных, от Никитских, от Арбатских,

От Сретенских, Пречистенских ворот,

Со всех застав, со всех дорог посадских

Рекой идет – разливом рек – народ.

Святительские, княжеские тени,

Вы снимете ли смертный свой убор?

Покинете ль, в неслыханном служеньи,

Свой вечный, свой монашеский затвор?

Час наступил – всем племенем и родом

Во гнев иль в радость Господа войти.

Идете ли вы с нами крестным ходом

По страшному, по крестному пути?

4.I.1915

2. Трамваи

Московские трамвайные билетики,

Гадания и рифмы с вами связаны,

Хотя вас нет в теории эстетики,

И ни в одной вы книге не показаны.

Билетики московские трамвайные,

Вы – разные, вы – красные и синие,

Вы пропуск на пути необычайные,

На тайные космические линии.

Трамвайные билетики московские,

Безвестного немые выполнители,

Вы маните ли к прелести бесовския,

Ведете ли вы к мирныя обители –

Я верю вам, чудес приметы явные,

Печального смешные этикетики,

Я рада вам, служители уставные,

Московские трамвайные билетики.

10.XI.1914. Москва

3. Лавки

Ярус за ярусом – витрины,

Лавки, прилавки без конца.

С площади с Красной – магазины

Вплоть до Садового кольца.

Жадные, алчущие пасти –

Грузные Верхние ряды,

Стекла граненые запястий –

Встречной пассажей череды,

Выставка Мюр-и-Мерилиза,

Выгиб Кузнецкого моста.

Вся, от панели до карниза –

Бьющая злая пестрота.

Ловят на модную уловку

Лямин, Ралле и Фаберже.

Душу бы, душу за обновку –

Тело-то продано уже.

Мимо, пройдя Охотным рядом,

Мимо кричащих площадей,

Выйдем постенным длинным садом

Дальше от лавок и людей.

Узкими войдя воротами,

Низко поклонимся ему –

Веющему вещими снами,

Крестовенчанному холму.

Там, только там, где не торгуют,

Станем под стрельчатым окном –

Града небесного взыскуя,

Тихо тоскуя о земном.

Станем под белой колокольней,

Взглянем на красный монастырь –

И отойдем от жизни дольней

В горний кремлевский Свят-пустырь.

30.VII.1917.

4. Кафе

Узкие лазейки между столиками,

Белая эстрада со скрипицами.

Лица – незначительными ноликами,

Яркими – иные – небылицами.

По аллее ребятишки роликами,

С боннами ли, тонными девицами.

Стук фаянса, тронутого ножичками.

«Истина одна, с максималистами». –

Звон стекла под тоненькими ложечками.

– «Взглянешь, и луга стоят цветистыми». –

Всплески птиц, летающих за крошечками,

Облака – сребристыми батистами.

Жизнь, о жизнь – затейница и сказочница,

Жизнь, во всем великая и малая,

Ты – свои меняющая разом лица,

Очевидная и небывалая –

Всё в тебе люблю, что только глазу мнится,

Всё приму, как счастье запоздалое.

16.VIII.1917

ДНИ ГНЕВА, ДНИ СКОРБИ

I. «Небо – свидетелем и порукою…»

Небо – свидетелем и порукою

Святости света – едино, цело.

Рвутся гранаты, сослепу стукаясь

В камень и в стену, в камень и в тело,

В нежное, хрупкое живое тело.

Стенкой иду – контора ли, лавка ли –

Накрепко заперта глухой ставней,

Наискось – белой доской недавней.

Две собачонки близко затявкали

Тут, за решеткою – нет листа в ней.

Две собачонки – они всегдашние.

Наше обычное и вчерашнее

Кажется нынче – с другой планеты.

Может быть, здесь вот — самое страшное,

Самое верное во всем этом.

Как завтра мне с человеком встретиться?

Взглянем в глаза — в них разрывов дымы.

Руки протянем – ими могли мы…

Если забудем — небо осветится,

Небо нам станет свидетель зримый.

31.X.1917

II. «Устала слушать, устала…»

Устала слушать, устала

Снарядов надрывный стук.

Неужели было мало

На свете и ран, и мук?

Кого-то девушка ищет,

Идет за ним наугад –

А в уши жуткое свищет,

А рядом рвется снаряд.

Смотрю ей вслед, провожаю.

Иди. Все равны пути.

Пошла бы и я – не знаю,

Куда и за кем пойти.

Стоять поодаль прицела,

Выглядывать из-за угла –

О, лучше той, под обстрелом,

О, легче той, что ушла.

1.XI.1917

III. «Москва моя, Москва моя, горящая…»

Москва моя, Москва моя, горящая

Полуночными заревами дикими,

Воистину смятенно предстоящая

Сокрытому за огненными ликами –

Чем тучу отведешь грозоочитую?

Какою правдой перед ней оправишься?

Чем ризу убелишь ты неомытую,

Когда по жизни, в малый час, преставишься?

Полмира смертью заново чеканилось,

Писалась кровью славы повесть трудная –