Тшай: планета приключений - [32]

Мим-гермафродит закончил извращенный балет. Хористов заставили петь новый, мягко и хрипло лающий гимн. Монахини вплотную столпились у помоста, с живым интересом следя за стараниями неуклюжего урода.

Рейт уже покинул наблюдательный пост. Держась в тени, он кружным путем спустился на закулисную часть помоста со стороны, прилегавшей к склону, миновал площадку под навесом, где отдыхали клоуны. Рядом, в тесных загонах за оградой, содержали две дюжины молодых мужчин — по-видимому, ожидавших своей участи певцов-смертников. Их сторожила морщинистая старуха с ружьем чуть ли не больше ее самой.

Послышалось многоголосое алчное бормотание толпы. Очевидно, уроду удалось-таки открыть засов. Позабыв о галантности, Рейт спрыгнул за спиной у старухи, свалил ее одним ударом и пробежал вдоль ограды загонов, распахивая калитки. Пленники в спешке и неразберихе заполнили проход за оградой. Клоуны застыли, с оскорбленным испугом наблюдая за происходящим.

«Возьмите ружье, — приказал Рейт освобожденным, — вызволяйте певцов!»

Он снова вскочил за кулисы. Урод проник в клетку и срывал с девушки кисею. Рейт прицелился — игла с глухим стуком вонзилась в бугрящуюся мышцами спину, взорвалась. Кретин вздрогнул всем телом, поднялся на цыпочки, будто раздувшись, тяжело выдохнул, развернулся и замертво упал ничком. Йилин-Йилан, Роза Катта, поведя вокруг помутневшими глазами, увидела Рейта. Тот подал знак. На подгибающихся ногах она выбралась из клетки и побрела по сцене.

Монахини закричали в гневе, потом от страха — освободившийся смертник, выйдя на помост с ружьем, стал без разбора палить в зрительниц, снова и снова. Остальные взламывали камеры певцов. Молодой хорист, недавно посаженный в клетку, бросился к жрице за клавишным пультом, схватил ее, втащил в пустую клетку и запер, после чего сразу вернулся к клавиатуре и взял аккорд, открывший фонтаны огня. Жрица взвыла рыдающим контральто. Еще один бывший пленник вырвал факел и поджег ближайший навес. Другие выломали колья и приступили к избиению праздничной аудитории.

Рейт отвел всхлипывающую девушку подальше от суматохи, укрыл ее плечи подобранной с земли накидкой.

Монахини пытались разбежаться — вверх по склону холма, вниз по восточной дороге. Некоторые втискивались, полуголые, под настилы навесов в надежде спрятаться, но их вытаскивали за пятки и забивали кольями.

Рейт вел девушку на восток, вниз по главной дороге. Из крытого стойла вырвался фургон с четырьмя монахинями, бешено погонявшими тягловое животное. Среди них выделялась высокая и крупная — мать-настоятельница. Рейт не успел оглянуться, как на повозку вспрыгнул мужчина, схватил настоятельницу за горло и начал душить. Та вскинула толстые руки, оторвала нападавшего, стащила под себя и стала топтать ему голову. Рейт вскочил в кузов у нее за спиной, навалился плечом — настоятельница слетела на землю. Рейт повернулся к ее спутницам — трем жрицам, раньше ехавшим в караване: «Слезайте!»

«Пощадите! Мужчины обезумели! Аббатису убивают!»

Рейт обернулся: четверо мужчин загнали настоятельницу в круг. Та не подпускала их, отбиваясь с медвежьим ревом. Увидев, что Рейт отвлекся, монахиня в кузове приготовилась пырнуть его ножом. Рейт сбросил ее с повозки на землю, а за ней и двух других, подсадил девушку на платформу и направил фургон по восточной дороге — к Фазмскому перекрестку.

Йилин-Йилан, Роза Катта, сидела, прислонившись к Рейту — изможденная, безразличная. Рейт, в синяках и ссадинах, неспособный на проявление чувств, горбился на козлах. За ними разгоралось багровое марево — языки пламени взметались в черное небо.

6

Через час после рассвета они доехали до развилки на Фазм. Здесь, открытые всем ветрам на самом краю степи, за бревенчатым частоколом стояли три унылые постройки с высокими стенами из кирпича-сырца, испещренными узкими черными оконцами. Ворота были закрыты. Рейт остановил фургон, стал стучать и звать, но безрезультатно. Сонные, почти в коматозном состоянии от усталости и опустошения, сменивших перенапряжение, Рейт с девушкой приготовились ждать, пока хозяева станции соизволят открыть ворота.

Под скамьей, ближе к задней стороне повозки, Рейт обнаружил, помимо других пожитков, две кожаные сумки с цехинами — в количестве, не поддававшемся даже приблизительной оценке.

«Ну вот, нам досталась казна семинарии, — сказал он Розе Катта. — По-моему, здесь хватит на оплату твоего возвращения к отцу под охраной».

Девушка недоуменно спросила: «Ты отдашь мне цехины, отправишь меня домой и ничего не потребуешь взамен?»

«Ничего», — вздохнул Рейт.

«Кажется, дирдирмен был недалек от истины, когда шутил, что ты с далекой планеты — ты ведешь себя так, будто свалился с Аза», — строго произнесла девушка и отвернулась.

С отсутствующей, чуть печальной улыбкой Рейт смотрел в степной горизонт. Даже если допустить, что он вернется на Землю — маловероятная перспектива — сможет ли он довольствоваться земным существованием, навсегда отказавшись от возвращения на Тшай? Нет, скорее всего нет. Трудно сказать, какой была бы официальная политика земных властей в отношении этой планеты, но сам он никогда не смог бы успокоиться, пока дирдиры, часчи и ванхи выводили и использовали человеческие породы как презираемые низшие касты. Положение вещей оскорбляло его достоинство. Рейт рассеянно спросил Йилин-Йилан: «Что в твоей стране думают о дирдирменах, часчменах и прочих?»