Тшай: планета приключений - [31]

Из леса доносились звуки — каркающее кваканье и стоны, полные настолько человеческой скорби, что Рейт то и дело застывал на ходу, опуская руку в сумку, где лежал придававший уверенность брусок аккумулятора.

Браз утонул в лесу. Пряди листвы поблескивали — по чаще леса, не отставая от Рейта, бежали широкие полосы едва мерцающего света.

Рейт шел, прибавлял ходу, бежал трусцой, замедлялся, снова переходил на шаг. Большое, мертвенно-бледное существо бесшумно скользнуло над дорогой. Оно казалось хрупким, как мотылек, с огромными мягкими крыльями и круглой младенческой головкой. В какой-то момент Рейту послышалось, что рядом говорят серьезными низкими голосами. Он остановился, прислушиваясь — голоса исчезли. Рейт пошел дальше, пытаясь избавиться от убеждения, что движется во сне, по бесконечной ниве воображения, шагами, несущими скорее назад, нежели вперед.

Дорога круто взвивалась вверх зигзагами вдоль узкого ущелья. Когда-то большая каменная стена перекрывала проход, теперь она рассыпалась. Высокая арка ворот еще стояла — дорога проходила под ней. Рейт замер, встревоженный подсознательным уколом. Успокоительная невинность ворот вызывала подозрение едва уловимой чрезмерностью.

Рейт бросил камень в проем арки. Никакого ответа, никакой реакции. Рейт свернул с дороги и обошел ворота стороной, тщательно выбирая путь среди обломков и прижимаясь к отвесному склону ущелья. Выйдя на дорогу за воротами, он оглянулся. В темноте невозможно было определить, какая опасность скрывалась под аркой — если там вообще что-нибудь было.

Рейт упрямо шел, задерживаясь каждую пару минут, чтобы прислушаться. Стены ущелья разошлись и терялись в высоте, небо опустилось ближе. Созвездия Тшая серебрили серый камень осыпей на склонах.

Впереди — зарево? Рейт уловил чуть слышный отзвук напряженных голосов — полуистеричных, полуохрипших — и побежал, спотыкаясь. Дорога поднималась к округлому пригорку, скрывалась за ним. Рейт остановился. Внизу открылась картина странная и дикая, как сама планета Тшай.

Семинария Женских Таинств занимала небольшой ровный распадок неправильной формы, окруженный обрывистыми утесами. В ложбине, оседлав пару скальных обнажений, гнездилось громоздкое каменное сооружение в четыре этажа. Повсюду разбросаны были сараи, навесы из плетеных прутьев на бревенчатых опорах, огороженные загоны, деревянные клети, подсобные лачуги, стойла, кормушки. Прямо под Рейтом из склона холма выступал большой прямоугольный помост с двухэтажными надстройками по бокам и спереди.

Торжества были в разгаре. Пламя десятков факелов бросало красные, пунцовые, оранжевые отсветы на толпу из двухсот женщин, метавшихся взад и вперед, полутанцуя, полушатаясь в исступленном трансе. В черных рейтузах и сапогах, с наголо обритыми головами, они полностью обнажились выше пояса. У многих недоставало грудей — вместо них зияла пара багровых шрамов. Безгрудые женщины, самые деятельные, маршировали строем, блестя кожей, увлажненной потом и маслом. Другие сидели на скамьях по периметру, обмякшие, безразличные от усталости или от экстатического оцепенения, превосходившего неистовство. Под помостом, в выставленных вереницей низких клетках стояли, пригнувшись, десятки голых мужчин, производивших то самое пронзительное песнопение, что раньше отзывалось эхом от склонов ущелья. Стоило одному на мгновение замолчать, как из-под пола клетки извергалось пламя, и он снова начинал вопить благим матом. Управление огнедышащими форсунками хора осуществлялось с клавиатуры, установленной перед клетками. За клавишами сидела женщина, закутанная в черное — она дирижировала демоническим столпотворением. «Не подскочи фургон на кочке, — подумал Рейт, — и я сейчас пел бы эту песню!»

Один из поющих упал без чувств и только подергивался, поджариваясь на струях пламени. Его вытащили из клетки, на голову ему надели мешок из прозрачной пленки, перевязанный вокруг шеи. Тело бросили в кормушку неподалеку. В клетку втолкнули другого — сильного молодого человека, свирепо, с ненавистью озиравшегося. Он отказался петь и переносил ожоги в яростном молчании. Подошла жрица, дунула упрямцу в лицо дымчатым облачком. Скоро он запел вместе с остальными.

«Как они ненавидят мужчин!» — поразился Рейт. На сцене появилась труппа актеров — высокие тощие клоуны с выбеленной кожей и подведенными черной краской удивленными бровями. Зачарованный ужасом, Рейт наблюдал, как они выделывали пируэты и коленца, с серьезным прилежанием оскверняя друг друга экскрементами. Жрицы-монахини отзывались возгласами одобрения.

Клоунов сменил мим в длинном светлом парике, в маске с широко раскрытыми глазами и ухмыляющимся красным ртом, пародировавший красивую женщину. «Дело не только в мужчинах, — решил Рейт. — Они ненавидят любовь, молодость и красоту».

Пока мим красноречивыми жестами разъяснял свою гадкую философию, в глубине сцены раздвинули занавес, открыв на всеобщее обозрение голого кретина с волосатыми конечностями, в состоянии эротического возбуждения. Кретин пытался проникнуть в клетку из тонких стеклянных прутьев, но никак не мог разобраться, как открывается засов. В клетке скорчилась девушка в длинном платье из полупрозрачной кисеи — Йилин-Йилан, Роза Катта.