Тшай: планета приключений - [30]

Траз глядел на него с возмущением: «По-твоему, я останусь в стороне? Разве мы не заодно?»

«Заодно. Однако...»

«Больше не о чем говорить!» — заявил Траз голосом, решительностью более чем напоминавшим прежний тон Онмале.

Раздраженно вскинув руки, Рейт отошел подальше в степь. Времени почти не оставалось. Нужно было действовать — когда? Ночью? По пути к развилке на Фазм? Или когда монахини отделятся от каравана?

Нападать посреди дня значило навлечь на себя быструю и жестокую расправу.

Ночью или поутру, когда жрицы, ожидавшие отчаянной вылазки, будут настороже? Такое же безрассудство!

По дороге на Фазм, где вожатый каравана не сможет их защищать — что тогда? На этот вопрос ответа не было. Скорее всего, монахини сделают все, чтобы надежно предохранить себя от нападения.

Сумерки сменились ночью, из степи доносились угрожающие шорохи. Рейт вернулся в каюту, бросился в гамак. Спать он не мог — он не хотел спать. Рейт снова вскочил на ноги.

Луны сияли в небе. Аз, на полпути к западу, скрывался за утесом. Браз недавно взошел, меланхолически озаряя тускло мерцающий пейзаж. Темнота нарушалась редкими сторожевыми фонарями станции — здесь не было шумной таверны. В доме на подводе еще мигали огни — его обитательницы сновали внутри с необычным оживлением. Внезапно все лампы погасли, дом погрузился во мрак.

Одолеваемый тягостным беспокойством, Рейт вернулся кружным путем к подводе монахинь. Ему послышалось? Он резко остановился, всматриваясь в темноту. Что-то происходило! Снова раздался звук: скрип движущейся повозки. Забыв об осторожности, Рейт пробежал вперед, опять остановился. В двух шагах послышались низкие голоса. Кто-то стоял прямо перед ним — массивный силуэт чернее ночи. Быстрый, безжалостный удар по голове оглушил Рейта — перед глазами заплясали звезды, мир перевернулся...

Когда сознание вернулось, Рейт слышал все тот же скрипящий звук мерно качающейся повозки. Из колодца памяти всплыли инстинктивно запечатленные ощущения — его подхватили, куда-то тащили, поднимали... Руки и ноги были крепко связаны, Рейт не мог ими пошевелить. Под ним глухими ударами и толчками сотрясалась твердая поверхность — грузовая платформа небольшого фургона. Наверху простиралось ночное небо, окаймленное с двух сторон высокими скалистыми хребтами. По всей видимости, фургон двигался по ухабистой колее в гористой местности. Рейт напрягся, пытаясь освободить руки, перевязанные жесткой бечевой. Усилие вызвало лишь мучительную судорогу мышц. Сжав зубы, он расслабился. Впереди перекликнулись пронзительные грубые голоса, кто-то обернулся. Рейт лежал неподвижно, в притворном бесчувствии. Темная фигура отвернулась. Несомненно, жрицы-монахини. Почему его связали? Почему не убили сразу?

Рейту пришла в голову возможная причина.

Он снова попробовал вырваться из пут, но опять не преуспел, только причинив себе боль. Вязавшие его торопились, отобрали только рапиру — на ремне еще висела сумка.

Фургон высоко подскочил на ухабе. Подброшенный, Рейт ушибся — у него появилась идея. Извиваясь, он мало-помалу передвинулся в кормовую часть кузова, покрываясь холодным потом при мысли, что кто-нибудь может оглянуться. Рейт достиг края платформы. Повозку снова встряхнуло — Рейт упал на землю. Фургон прогромыхал в непроглядную ночь. Не обращая внимания на синяки и ссадины, Рейт принялся корчиться, изворачиваться, в конце концов перевернулся и скатился с колеи вниз по каменистому склону, в глубокую тень под скалой. Мерный скрип повозки исчез в отдалении, в тишине ночи с присвистом шептал ветер.

Поджавшись, Рейт согнулся, рывком разогнулся, привстал на коленях. На ощупь, в темноте, он нашел камень с зазубренным краем и стал перетирать путы. Бечевка бесконечно сопротивлялась. Ободранные кисти покрылись скользкой кровью, в голове стучало. Его охватило странное опьянение нереальности — кошмарное самоотождествление с мраком и скалами — как если бы им и ему было свойственно общее примитивное, стихийное сознание. Рейт заставил себя сосредоточиться, продолжая пилить. Наконец жилы бечевки распались — руки были свободны.

Некоторое время он сидел, сжимая и разжимая пальцы, разминая мышцы. Потом нагнулся, чтобы развязать ноги. Рейт ничего не мог разглядеть — утомительная операция приводила его в исступление.

В конце концов он встал на ноги, шатаясь и опираясь на выступ скалы. Над самым высоким из хребтов показался Браз, заполнивший долину бледнейшим, едва различимым сиянием. Преодолевая боль, Рейт с трудом вскарабкался по склону и оказался на дороге. Внизу, позади, осталась станция Затно. Где-то далеко впереди, мерно поскрипывая, катился фургон. Вероятно, монахини уже обнаружили пропажу пленника, и теперь спешили. На той же повозке наверняка ехала Йилин-Йилан. Кое-как ковыляя и хромая, Рейт отправился в погоню со всей возможной быстротой. По словам Баоджиана, до развилки на Фазм было полдня пути караваном, семинарию же от развилки отделяло неизвестное расстояние. Горная колея, очевидно, позволяла срезать путь.

Дорога поднималась, сворачивая к проему между возвышенностями. Рейт спотыкался, ловил ртом воздух, но упрямо спешил вперед. Фургон тащило мощное тягло, равномерно перебиравшее восемью мягкими лапами — догнать его Рейт не надеялся. Он добрался до перевала, задержался, чтобы передохнуть, и снова пустился в путь, спускаясь к поросшему лесом нагорью, размытому в чернильно-голубом зареве Браза. Удивительные, причудливые деревья с тускло фосфоресцирующими белыми стволами поднимались спиральными витками, иногда сплетаясь со спиралями соседних стволов. Листва напоминала растрепанные нити пушистого черного шелка, каждое дерево увенчивал ямчатый, приплюснутый, слабо светящийся шар.