Труды Государственного музея истории религии. Выпуск 8 - [7]
Вообще большинство пост-тэрнеровских исследователей признают именно движение основной характеристикой паломничества и апеллируют к нему, предлагая возможные дефиниции паломничества как самостоятельного феномена. Моринис — ответственный редактор трех паломнических сборников — «Паломничество в Латинской Америке»[40], «Священные путешествия. Антропология паломничества»[41] и «Священные места, священные пространства. География паломничеств»[42] — предложил такое определение паломничества: «это путешествие, совершаемое человеком в поисках места или состояния, воплощающих в себе, по его представлениям, ценностный идеал». Он также усматривает в практике движения к святому месту интенсификацию коллективных идеалов, свойственных данной культуре[43], а само движение представляет в виде паломнического кода и манифестации символов и значений конкретной культуры[44]. По его мысли, «[Паломничество, в каких бы разнообразных контекстах оно не фигурировало, выткано из структурной оппозиции покой — движение»[45].
Через несколько лет Штоддард, соредактор Мориниса по одному из сборников, отверг существовавшие на тот момент определения и, выделяя смыслообразующие признаки — такие, как расстояние, мотивацию, место назначения и степень его притягательности,— предложил следующее определение: «событие, подразумевающее в качестве акции религиозного поклонения более длительное, чем в местных масштабах, передвижение большого количества людей к священному месту»[46].
Луиджи Томаси, соредактор сборника «От средневекового паломничества к религиозному туризму. Социальная и культурная экономика святости»[47] считает тягу человека к перемене важным признаком homo sapiens. Главу-вступление он озаглавил «Homo Viator [Человек путешествующий]: от паломничества через путешествие к религиозному туризму», где предлагает следующую формулировку паломничества: «Паломничество можно определить как путешествие, совершенное в религиозных целях, кульминацией которого является посещение точки, считающейся местонахождением или местом проявления сверхъестественного,— точки, где легче получить божественную помощь»[48].
Именно идея движения стала системообразующей для последнего по времени сборника, несколько парадоксально названного «Переобрамление паломничества. Культуры в движении». Его редакторы — уже упоминавшиеся Коулмэн и Ид — пояснили: «Мы признаем, что понятие «рамка» в титуле этой книги представляет собой довольно статичную метафору для описания феномена, который может быть весьма подвижным»[49]. Они программно выделили «движение» как основополагающую характеристику паломничества — «в паломничество вовлечены разнообразные виды передвижения — от ходьбы и ползания до танца»[50] — и тем самым частично ограничили (за счет отказа от других аспектов, традиционно выделяемых в паломничестве), а по сути, существенно расширили (за счет увязывания физического движения к святыням с идеей мобильности вообще) концептуальный диапазон сборника. Безусловно, соредакторы отдают себе отчет, что движение осуществляется от одной точки к другой, а потому главные святыни не исключаются из рассмотрения, но все же именно формы движения — воплощенные в действительность, воображенные или метафорические, а также «по направлению к чему-то», «внутри чего-то» или «от чего-то» — оказались на первом плане[51]. Поскольку состояние еп route или on the move все больше и больше признается естественным способом человеческого существования, то неудивительно, что Коулмэн и Ид (это вообще характерно для английской школы) принципиально отказались от попыток «жесткого» определения термина «паломничество»[52]. Одновременно они выделили четыре возможные трактовки движения, которые проистекают из анализа тех или иных видов паломничеств:
1) движение как воздействие (performative action), понимаемое как посыл к некоторым социальным и культурным трансформациям, т.е. движение в данном случае создает социальное пространство приблизительно так же, как речевые акты создают язык;
2) (тело) движение как действие (embodied action), стимулирующее приобретение телесного опыта, который наделяется особым смыслом и становится значимей, чем конечная цель движения;
3) движение как часть семантического поля (a part of semantic field), подразумевающее поиск смысла паломничества в рамках локального культурного понимания мобильности и связанных с ней идей пространства, места, ландшафта и т.д.
4) движение как метафора (metaphor), включающее наряду с внутренним, переживаемым мистиками, паломничеством разнообразные опыты и представления.
