Трубадуры, труверы, миннезингеры - [40]

Рютбёф боролся с «университетскими монахами» в продолжение целых семи лет и подвергся за это различным неприятностям. Положение его было в высшей степени затруднительное. Оно сделается вполне понятным, если мы будем иметь в виду, что одним из монахов, преподававших в это время в Парижском университете, был знаменитый богослов Фома Аквинский. Эта борьба для Рютбёфа и его единомышленников была непосильным делом. Рютбёф в ней весьма пострадал. Папа Александр IV приказал сжечь его сочинения, направленные против монахов; над поэтом нависла угроза инквизиции.

Товарищи изгнанного Сент-Амура подали королю Людовику коллективную просьбу о его возвращении. Король дал суровый ответ, назвал в своем ответе Сент-Амура чудовищем, которое не достойно прощенья (правда, в то же время он написал папе послание, в котором хлопотал за изгнанника). Только после смерти папы Александра IV и его ближайшего преемника[95] Сент-Амур был возвращен в Париж, где его встретили с распростертыми объятиями.

Сатира Рютбёфа не щадила ни светского общества, ни церкви. В одной и той же сатире достается за жадность и духовенству во всех его видах, и судебным властям, и купечеству, и ремесленникам, и крестьянам. Он нападает и на рыцарство, которое уже не проявляло по отношению к менестрелям щедрости своих предшественников. Особенно выдается среди других произведений его сатира о «язвах мира». Рютбёф указывает три язвы: первой страдают миряне, второй — духовные лица, а третьей — рыцарство. Среди мирян нет больше взаимной любви. Сердца людей исполнены горечи, злобы и зависти; человек оказывает свою услугу другому только в тех случаях, когда требует этого его личный интерес. Не признается и родство: если родители бедны, они уже не считаются за родителей. Только богатые люди имеют семьи. Никто и не подумает помочь беднякам, но зато каждый норовит обобрать того, кто стоит ниже его. Духовные лица необыкновенно скупы и жадны; они берегут свои богатства только для себя. Если бедняки и получают что-либо от них, их прибыль до смешного ничтожна. О язвах рыцарствах, однако, Рютбёф говорит довольно осторожно высказываясь в том духе, что лучшие рыцари давно умерли и современные ему рыцари совсем не похожи на прежних.

Громя сильных мира сего, поэт хочет укрыться за фиктивной личностью, им же придуманной, но и ему самому, как говорит он, неизвестной. Его сатира «Жизнь мира» начинается рассказом о том, как поэт гулял в одно майское утро в саду и нашел там, под боярышником, пергаментную книжку, с содержанием которой и пожелал познакомить своих читателей. А содержание таково:

Святая Церковь жалуется: с нею

Воюют все, а дети Церкви спят;

Никто из них заботою своею

Не отвратит тех бед, что ей грозят.

Хромает Суд, и Право падать стало,

Закон нетверд, и Правда несильна,

И стынет Милость, что порой пылала,

А Вера где?.. Едва видна она.

Рим должен быть основою святою,

Теперь же в нем царит продажность, зло,

И те грязны, кто должен чистотою

Своей сиять: всем хуже оттого.

Пребенду[96] тот получит, несомненно,

Кто принесет с собою деньги в Рим.

«Дай только нам, получишь непременно,

А денег нет — тебя мы не хотим».

Когда-то Франция была страной свободной,

Свободных нет во Франции людей:

Здесь и прелат, и рыцарь благородный

Уже давно забыли все о ней.

Не тронут Бога груды золотые,

Хотя б в одну все были снесены;

Слова молитв горячие, простые

И сердце чистое — одни Ему нужны.

Напомню речь Иуды Маккавея:

Все золото не даст победы нам,

Не даст ее и тот, кто всех смелее, —

Один Господь ее дарует Сам!..

Выше мы сказали уже, что Рютбёф касался в своих произведениях и Крестовых походов. Он воспевал их участников, как, например, Жоффруа де Сержиня, одного из лучших рыцарей Людовика Святого. Из произведений Рютбёфа, посвященных Крестовым походам, особенно известно то, в котором он изображает беседу двух рыцарей, обсуждающих эти предприятия. Оно называется «Спором крестоносца и некрестоносца», и вот в чем заключается его содержание. «Однажды, — говорит Рютбёф, — я ехал верхом по своему делу, глубоко задумавшись. Недалек был день Св. Ремигия. Я думал о том, как сильно бедствуют жители Акра, у которых в настоящее время нет ни одного друга; неприятель же так близок к ним, что свободно может поражать их своими стрелами и копьями. Я так углубился в свои думы, что сбился с дороги, как это нередко случается с теми людьми, которые рассуждают сами с собой. Я наткнулся на прочный, крепко запертый дом, совершенно мне неизвестный. Внутри него находились люди, которых я и попросил впустить меня. То были четыре рыцаря, умевшие хорошо говорить по-французски. После ужина они вышли погулять в сад, расположенный вблизи леса. Я не хотел вмешиваться в их разговор, так как слышал от одного куртуазного человека следующее: иной думает, что он развлекает компанию, между тем как только расстраивает ее, а в этом нет ничего хорошего. Двое из них предоставили разговаривать между собой двум другим, а сами начали слушать их. Я оставался совершенно один около изгороди и прислонился к ней. Среди шуток и забав они вели между собой беседу, которую я перескажу вам. Были произнесены слова «свет», «Бог», и с этого они начали свою беседу».