Троянская война и поэмы Гомера - [25]

Все, что есть в «Илиаде» конкретного, реального, исторически достоверного, именно так и воспринималось слушателями и читателями Гомера на протяжении многих веков, но только Г. Шлиман, как известно, не просто поверил в существование Трои, но отдал весь свой энтузиазм, глубокую убежденность, необыкновенную энергию и немалый капитал, чтобы доказать это окончательно. Археологические исследования Шлимана и его последователей в Малой Азии, на холме Гиссарлык, увенчались полным успехом.

Вот почему на «Илиаду» Гомера нужно смотреть не только как на эпическую поэму со всем ее художественным блеском и могучей фантазией, но и как на почти научное, историческое повествование, несмотря на смешение в нем реального и нереального, обыкновенного и чудесного.

Если еще вспомнить, что «Илиада» и «Одиссея» Гомера служили источником наслаждения для сотен поколений слушателей и читателей на многих и многих языках, знавших и не знавших язык оригинала, что сотни поколений филологов изучают их как величайшие литературные памятники, а историки и археологи ищут и находят в них первые страницы ранней греческой античности, то нельзя не признать — перед нами поистине неисчерпаемый и нестареющий источник общечеловеческих духовных ценностей.

Читая «Илиаду», трудно и даже невозможно отделаться от впечатления, что Троянская война не столкновение различных, хотя и родственных чем-то друг другу пародов, а некое междоусобие, военные действия одних групп населения против других в рамках одного обширного государства. Не воевали ли таким же образом, осаждая укрепленные замки друг друга, отдельные феодальные правители в пределах, скажем, средневековой одной Франции? В самом деле, между ахейцами и троянцами у Гомера не существует никакой языковой границы, нет разницы в укладе военного и мирного быта, одна археология, т. е. один и тот же уровень материальной и духовной культуры, одни и те же занятия, оружие, орудия и одежды, одни и те же боги. В то же время многие историки думают, что Троянская война отражает собой не столько частное, индивидуальное событие (хотя оно и признается) в колонизации западного побережья Малой Азии эолиицами, фессалийцами, ахейцами или другими народами, населявшими в III–II тысячелетиях до н. э. южную часть Балканского полуострова, сколько обобщенные в поэтических формах многочисленные военные эпизоды, стычки, события всего периода колонизации. Значит, колонизаторы встречались на почве Малой Азии с колонизуемым туземным населением, с аборигенами этой земли.

Где же в «Илиаде» хоть какие-нибудь, пусть только этнографические, особенности защищавших свою страну племен и государств, называемых Гомером? Их нет. Троянцы и ахейцы думают и чувствуют одинаково, живут и воюют одинаково, молятся одним и тем же богам. Единственное, что может быть уловлено в этом смысле в «Илиаде», — некоторые различия во внешности: Елена и Ахиллес, Менелай и Агамемнон светловолосы, братья-троянцы Гектор и Парис черноволосы, чем, возможно, подчеркнуты их племенные различия. Этот мелкий гомеровский штрих трудно прямо соотнести еще с тем предпочтением, которое отдается местами в «Илиаде» организованности, доблести и другим достоинствам ахейцев в ряде военных эпизодов, но он также заслуживает внимания. В чем же дело? Скорее всего, в том, что поэмы Гомера, несомненно содержащие воспоминания о военных схватках при колонизации греками Малой Азии, были созданы как целое значительно позже, когда сложилась почти вся обширная Эгеида и голоса народных певцов стали раздаваться по всем здешним приморским землям, а слово самого Гомера стало явлением панэллинским, общенациональным, в котором художественная героика завоевателей-пришельцев и героика аборигенов Малой Азии, давно воспринявших греческую культуру, слились воедино.

При всем своем богатстве мифологическими сведениями поэмы Гомера не исчерпали всех предании и мифов о Троянской войне, известных, вероятно, другим аэдам, жившим и до и после Гомера. Но о предшественниках его мы просто ничего не знаем, продолжатели же внесли в мифы о Троянской войне много нового. Было ли это новое на самом деле очень старым, но неизвестным Гомеру, пли оно сложилось в послегомеровское время, об этом предоставим судить специалистам но литературе древней античности. Во всяком случае, в послегомеровское время были гораздо подробнее освещены обстоятельства, предшествующие Троянской войне, «биографии» некоторых ее героев, подробности падения Трои и т. д. Вместе с тем сами Гомеровы поэмы оставались, видимо, неприкосновенными. Позднейшие предания, как бы пополняя мифы о Троянской воине, сохраняли «Илиаду» и «Одиссею», что называется, в первоначальной редакции. Таков традиционный взгляд на судьбу Гомеровых поэм в доэллинистический период.

Вслед за Гомером в древнегреческой поэзии появляются новые имена, и первым из них был Гезиод, считавшийся чуть ли не равным Гомеру. Его биография довольно хорошо известна. Жил Гезиод в VIII–VII вв. до н. э., до нашего времени дошли его подлинные произведения, в главном из них — «Теогонии» (родословной богов) многие мифологические сюжеты освещены иначе, чем у Гомера. Другой великий древнегреческий поэт — Пиндар жил в VI–V вв. до н. э. С VI в. начинался расцвет древнегреческой прозы. Таким образом, античная греческая литература задолго до Александра Македонского испытала бурное развитие и обогатилась многочисленными шедеврами. Они не заслонили собой Гомеровы поэмы, по несколько изменили их восприятие. Так, уже в первые века после создания «Илиады» и «Одиссеи» раздались голоса критиков, упрекавших Гомера в некоторых противоречиях и слабости отдельных мест поэм. В числе порицателей Гомера были и великие античные мыслители — Гераклит (VI–V вв. до н. э.), Платон (V–IV), Ксенофонт (V–IV), Эпикур (IV–III). Особенно прославился на этом поприще Зоил, философ и критик, живший в IV–III вв. до н. э., прозванный «бичом Гомера». Его имя стало нарицательным для мелочного придирчивого хулителя поэтов, в таком смысле им пользовался и Пушкин. Зоил указывал, например, на нелепость в самом начале «Илиады», где бог Аполлон, насылая эпидемию («злую язву») на войско ахейцев, начал с истребления таким способом собак и мулов, существ совершенно невинных и, конечно, незаслуживающих божественного гнева. Нападал Зоил и на другие места «Илиады», указывая их логическую несостоятельность. На такие несообразности обращал внимание и философ Платон, но он шел еще дальше, упрекая Гомера в присвоении олимпийским богам человеческих слабостей и пороков и, таким образом, в кощунстве. В рисовавшемся Платоном идеальном государстве Гомеровы поэмы были даже включены в список запрещенных произведении! Вместе с тем, отмечая эти слабости и изъяны Гомеровых поэм, Платон но мог не знать, что они были в основе школьного образования Древней Греции, и должен был признать, что «Гомер воспитал всю Грецию».