Тросовый талреп - [38]

Мертвец в рулевой рубке шевельнулся. Я заорал от страха. Паника ударила меня, как грузовик. Рука рванулась к большому ножу на бедре, вырвала его из ножен и яростно замахнулась. Канат оборвался. Я взлетел над этой мерзкой палубой в облаке пузырьков, клубившихся вокруг меня. Я отталкивался ластами вверх до тех пор, пока не перестал различать под собой искореженное судно.

Потом я остановился. Я поступил как болван, потому что шевеление трупа в рубке было всего лишь болтанкой от глубинного морского течения. Глубиномер на моем запястье показывал, что я поднялся на десять метров. Азот, растворившийся в моей крови под давлением, выходил из этого раствора, образуя пузырьки. Я должен был ждать, один-одинешенек, подвешенный в тумане, пока легкие отрегулируют баланс газа в моей крови. Предохранительный канат с узлами через каждые пять метров бесследно исчез.

А отсутствие каната означало отсутствие ориентира. Меня опять охватил страх. И тут я услышал голос инструктора, там, в холодной стальной классной комнатке в заливе Файн. «Если хочешь умереть, тогда паникуй». Это всего лишь ныряние с запасом воздуха. Всего-то тридцать метров.

Я поплыл, придерживаясь той же глубины, выполняя серию прямоугольных поворотов, как бы деля этот туман на четыре части. И на четвертом повороте в свет моего фонаря попал канат. Старый канат, из поблекшего терилена, но, насколько я знал, в него были вплетены нити платины. Я крепко обхватил его. И когда положенные минуты истекли, я стал карабкаться к следующему этапу подъема.

На последнем этапе ждать приходилось дольше всего. Я висел над этим кошмаром «Мини-Салливана», под большой темной тенью корпуса «Флоры». Это орудие, которое проделало дыру в борту рыбачьего судна, должно быть, было кораблем. Но каким образом Эван узнал, где во всем огромном море надо искать это место?

Свет на поверхности был ослепительным, а вольный воздух после этого затхлого, пахнущего резиной дерьма был на вкус как сухой мартини. Они стащили с меня все снаряжение и дали полотенце, чтобы я вытерся насухо. В рулевой рубке воняло от коксовой плиты и было ужасно жарко. Я с наслаждением вылил кипящий чай в свое ледяное горло.

— Ну? — спросила Фиона.

Я рассказал ей обо всем, что видел. Она закрыла глаза. Ее веки были темными и тонкими.

— Бедная Морэг, — произнесла она. — Нам следует с ней повидаться.

Гектор уже поспешал от якорной лебедки на корму. Он толкнул рычаги управления и направил нос «Флоры» на юг. Поднимался ветер, брызги застучали по окнам рулевой рубки. «Флора» встала на дыбы, попав во впадину. В открытом море были видны рыбачьи суда. Меня начинало тошнить.

— Господи, что же с ним произошло? — спросила Фиона.

Ее глаза были красными от слез. «Два несчастных случая с жертвами», — подумал я. Конечно, какой-то корабль мог протаранить рыболовное судно и не заметить этого. Рыболовное судно могла ударить подводная лодка. Но невозможно, чтобы человека разорвало миной, если ее там не было.

— Не знаю, — ответил я.

Она крепко вцепилась в край столика с морскими картами, зубы ее обнажились в гримасе, словно она испытывала физическую боль.

— Так выясни! — выкрикнула она и быстро спустилась по сходному трапу в салон.

— В тот раз, когда мы в вас врезались, — сказал Гектор, — Эван высматривал другое судно.

— Какое?

Гектор пожал плечами.

— Он никогда мне ничего не говорил. Чтобы мне не отвечать, если кто-нибудь спросит. — Так он считал.

— А ты никогда и не спрашивал.

Гектор повернул ко мне свое тяжелое, мрачное лицо.

— Я работал на него, — сказал он. — Чего ради я должен был его спрашивать?

Я внимательно посмотрел на Гектора. В его холодном, пристальном взгляде отражались огненный крест прекрасного принца Чарли и вся эта безумная шотландская дребедень о долге и верности. Мне больше нечего было сказать.

* * *

Я перевез Фиону на шлюпке через маленький заливчик перед домом Салливанов. Морэг стояла у двери, выкрашенной в зеленый цвет. Она приветствовала нас нерешительным взмахом руки. Я подвел шлюпку к берегу, Фиона заговорила с Морэг, а я отправился в дом.

Из комнаты напротив кухни слышался беспорядочный шум борьбы. Эта комната казалась полной кроватей, а по кроватям катался какой-то клубок. Я прошел в глубь комнаты, насколько смог. Борьба прекратилась. Темноволосые девочки поспешно отбежали от темноволосого мальчика, которого они, кажется, пытались придушить подушкой. «Бедные маленькие дьяволята», — подумал я.

— Добрый вечер, — произнес тихий голос из угла. Он принадлежал четвертому ребенку, который был постарше остальных. У него была веснушчатая, белая кожа, как у его матери, рыжие волосы и бледно-голубые глаза. Джокки. Одна сторона его лица была изуродована огромным красным рубцом.

— Что это с тобой? — спросил я.

— Медуза, — ответил он. — Они ядовитые. — Он поднял куртку пижамы. — Смотрите.

На бледной коже выделялись рубцы длиной с фут, этакие воспаленные алые холмики.

— Тебе надо обратиться к врачу, — сказал я. — А какого рода эти медузы?

— Я их и не видел, — сказал Джокки с небрежностью, которая показалась нарочитой. — Мама приносит всякую дрянь. А вы пришли насчет папы?