Тропою архаров - [61]

Говорят, Петр Петрович буквально сходил с ума, когда из-за недостатка кормов начал гибнуть заброшенный для переселенцев породистый скот. Именно тогда он снял со своей землянки всю крышу, сделанную из веток с листьями, чтобы спасти племенного быка. Быка он спас, после чего тот всю весну так и ходил за ним как собака, чем веселил и пугал всех окружающих. Но из-за этого Петр Петрович и Петр последний зимний месяц прожили почти под открытым небом – в землянке с брезентовой крышей.

Я сидел у Петра Петровича до самого обеда, но когда все уселись за стол, то увидел процессию, приближающуюся к дому. Впереди шел мой помощник Димка, переругиваясь с конвоировавшими его стражами кордона; сзади вели наших груженых коней. Тогда я встал и удрал. Я знал что сейчас начнется.

Значит, прорыв через перевал не удался, значит завтра надо пересекать хребет без дороги, через гольцы, через курумники. На душе было мутно, не хотелось идти домой, я повернулся и пошел в тайгу.

Тайга шумела мягко и широко, дул ветер – теплый и сильный, качались вершины лиственниц. Исчез весь гнус, комары и слепни. И я шел и думал. А подумать мне было о чем. Отряд у меня был хороший, но в него затесался один субъект, от которого я ничего хорошего не ждал.

Беда, если в экспедиции заведется какой-либо паршивец,- он может испортить решительно все. Такой человек будет ныть, что ему холодно, когда все будут мерзнуть молча;

он будет петь, когда людям хочется посидеть в тишине, или кривить рот, когда все смеются.

Люди в экспедициях бывают разные, но у каждого есть свои особенности: одни не в меру обидчивы и дуются по поводу разных более или менее остроумных замечаний; другие не в меру ленивы; третьи беспорядочно, а иногда бессмысленно трудолюбивы. .

А бывает и так: начинает в экспедиции работать хороший человек, а потом его точно подменят, и он превращается в форменный мусор.

Вот такая история и произошла с одним из наших сотрудников – архитектором-проектировщиком Домрой. Первую половину сезона он и сам был весел, и людей веселил.

Но вот недавно, съездив на базу экспедиции, расположенную у станции железной дороги, Домра совершенно изменился. Он стал сварлив, глядел с отвращением на свои проекты, и начальник проектного отдела устраивал настоящие облавы, чтобы загнать Домру за чертежный стол. При малейшем недосмотре Домра хватал ружье и удирал в тайгу.

Когда Домре пригрозили, что его выгонят, он сам подал заявление, что просит уволить его по собственному желанию. А затем пришел ко мне с вопросом – выйдет из него геоботаник или почвовед или нет, потому что архитектурой он больше заниматься не в состоянии.

Я ему сказал, что он бредит, и поинтересовался, почему бы ему по-прежнему не заняться архитектурой, но он маловразумительно отвечал: «Потому что меня от архитектуры тошнит»,- и ушел.

Но в тот же день я получил сообщение, что Домра, по его просьбе, переводится в мой рекогносцировочный отряд. На вопрос же о том, как я его могу использовать, последовал милостивый рескрипт начальства использовать его по моему усмотрению-и на глазомерную съемку, и на составление рекогносцировочных проектов, и на что угодно, вплоть до варки каши. Когда же я спросил, где обещанный мне землеустроитель, мне сказали, что его нет и не будет. На мое заявление, что я не меняю обещанного землеустроителя на предложенного Домру, мне ответили, что от меня ожидали большей чуткости к людям, в /частности к Домре. Я поинтересовался, будет ли ко мне проявлена чуткость, когда я по окончании рекогносцировки не представлю предварительного проекта землеустройства. Тогда меня попросили не отнимать времени у чрезвычайно занятых людей ни к чему не ведущими разговорами.

Я пришел в отряд и вызвал своего помощника Диму.

Дима,- сказал я,- ты ездил вместе с Домрой на базу. Отчего он вернулся в таком дурацком в таком дурацком настроении? Что там случилось ?

– Понятия не имею,- сказал Дима.- За всю дорогу никаких происшествий не было.

– Как туда доехали?

– Нормально!

– Что на базе делали?

– Да ничего особенного – получали почту, в кино ходили.

– Домра письма получал?

– Получал.

– А читал?

– Конечно, читал!

– Как читал? С каким выражением на лице?

– С веселым, там его друзья поучали, как жить по сибирскому образцу, то есть в основном, как пить спирт.

– А на обратном пути?

– А на обратном я спал в кабинке, а Домра сидел в кузове.

– Так что же, вообще, происходит с этим Домрой?

– Понятия не имею,- пожимая плечами, сказал Дима.

– Ну так вот, Дмитрий Иванович,- уже серьезно, переходя на официальный тон, сказал я.- Выяснить и доложить! Ясно?

– Не совсем,- несколько удивленно усмехнулся Дима.- Как это и где я могу это выяснить. У него, что ли?

– А хотя бы и у него. Мне неудобно, я начальник. А вам легче поговорить с ним по душам. Ну, в общем, это ваше дело, я вам поручаю и будьте добры выполнить без разговоров. Мне немедленно нужно решить брать его в рекогносцировку или не брать. А то возьмем, а он там нюни распустит – вот и придется с ним возиться. Поэтому, повторяю, как хотите, но выясните и все мне доложите! Ясно?

– Ясно! Пожалуй, и правда выяснить можно. Доложить тоже, конечно, можно, но…- и он неуверенно улыбнулся,- пойдет ли он на откровенность?