Когда мы проснулись и выглянули из спальных мешков, было ясное, но вовсе не раннее утро, а у входа в землянку сидел Васька и прямо со сковороды уплетал котлеты. В одну минуту мы выпрыгнули из мешков и накинулись на него:
– Отдай! Отдай! – закричал Глеб, вырывая из рук Васьки сковороду. – Это же наши котлеты. Правда, Кирилл, ведь это наши? Ты их узнал?
– Конечно, узнал! – кричал я, вцепившись в сковороду с другой стороны. – Конечно, наши котлеты! – И мы свалили Ваську, вдвоем отняли сковороду и с жадностью съели последнюю котлету. Нам досталась только одна, а по следам на сковороде было видно, что жарили их по крайней мере штук шесть. Глеб, шевеля пальцами в воздухе, подсчитал это.
– Где взял? – на этот раз тихо, с видом сообщника спросил он. – А? Где взял?
– Кто рано встает, – наставительно сказал Васька, – тому бог подает.
– Да! Да! – отвечал Глеб, – нам это известно. Знаем, как ему бог подает. Кирилл, знаешь? Он встает чуть свет и свинчивает с соседних машин все, что ему нужно. И если рано встанет, все хорошо. А раз он, припозднившись, занялся тем же делом в Бордобо, но бог велит рано, вот за то, что встал попозже, его бог и покарал. Другие шоферы его так били заводными ручками и разводными ключами, что мы насилу его чуть живого отбили.
– Скажи, Васька, не правда? Не правда? – спросил Глеб у него.
– Да нет, зачем врать, – спокойно, улыбаясь, сказал Васька, – было.
– То-то, – сказал Глеб. – А теперь, окаянный калымщик, сообщи секрет, где взять котлеты? Как их взять?
– Секрета нет, – сказал Васька, – но котлеты полагаются окаянным калымщикам и дуракам-шоферам. Честным и умным научным работникам часа через два дадут пшенной каши.
И Васька начал так улыбаться, что нам пришлось его повалить на землю и долго давить коленями в грудь и бить кулаками, пока его лицо не приняло более приличного выражения.
Затем он нам открыл секрет котлет. Котлеты ему поджарила Вера. Тогда мы сразу отпустили его и успокоились. Уж мы-то знали, что нам никаких котлет от Веры не будет. Да и вообще от Веры получить что-нибудь было трудно. Во-первых, она была искренне убеждена, что склады экспедиции в Зор-Мазаре сооружены не для того, чтобы снабжать нас, маршрутников, как можно лучше, а для того, чтобы держать все, что получше, как можно дальше от нас. Во-вторых, с Верой у нас вообще были неважные отношения, у нее был плохой характер. Характер же у нее был плохой в основном потому, что она была девушка зрелая, некрасивая, а с женихом у нее что-то не ладилось. Вот от этого у нее и был скверный характер. И все-таки она была неплохая. Но бывает же так: не повезет.
Только Васька нашел к ней довольно примитивный, но действенный подход.
– Ну, Верочка, – говорил он, – ты здесь поправишься, похорошеешь, денег накопишь, обстановку купишь и замуж выйдешь. Вот только умеешь ли ты готовить?
– Да, вроде умею, – краснея и смущаясь говорила Вера, но смеялась довольным смехом.
– Врешь ты все, ну-ка попробуй, давай изжарь котлеток, а я скажу, подойдет ли это мужу или не подойдет. А то у меня один жених есть на примете.
И Вера просила его не болтать глупости, потому что она-де замуж не собирается, но крутила мясо и жарила котлеты.
Только к одному человеку Вера относилась с обожанием. Это был некий Борис – чудак, коллекционер, энтомолог, он мог ловить насекомых где угодно и сколько угодно. Но в других отношениях Борис не блистал, так, например, в ВУЗ попасть никак не мог, держал раза три и все проваливался. Поэтому он подвизался на ролях помощников, а самостоятельно работать не мог.
Вчера сюда на Зор-Мазар мы приехали очень поздно или, лучше сказать, рано. Это было в четыре часа утра. Ехали сюда из Оша чуть не двое суток, дорога была скверная, на перевалах было еще много снегу, в долинах плывуны, а по склонам много свежих осыпей. Дорога только открылась после зимы, и ее начали ремонтировать, поэтому весь наш путь был полон задержек. То мы ехали через реку и чуть не заливали мотор, то выталкивали машины из плывунов, то мостили дорогу в заболоченных местах. Все страшно устали, а наш шофер Васька, конечно, в особенности.
Вчера вечером он несколько раз засыпал за рулем, отчего дважды чуть не пустил машину под откос. Уже в темноте начальник, чертыхаясь, вылез из кабинки и на его место был посажен я. Мне было приказано петь, рассказывать анекдоты, говорить что угодно, но не давать Ваське спать. Я сказал, что нам лучше поспать сейчас, чтобы не свалиться куда-нибудь, а мне сказали, чтобы я делал как говорят и поменьше пререкался.
К своему поручению я отнесся честно, часа два мы вместе с Васькой пели разные песни: и «Байкал», и «Дело было во субботу», и «Из Мадрида в Лиссабон», и «Ваши пальцы пахнут ладаном». Мы спели все, что знали, но молчать было нельзя. Машина на большой скорости по расхлябанной дороге неслась вдоль рек и обрывов, над отвесами и вдоль скал. Было темно, неожиданно выскакивали пропасти и скалы, слепые повороты и ухабы чуть не в метр глубиной. Васька, едва только я переставал говорить, стукался мордой о баранку. Я спросил у Васьки, читал он «Трех мушкетеров», он сказал что нет. Я начал ему рассказывать, и д'Артаньян уже доехал до Букингема, когда Васька меня начал поправлять, отчего и выяснилось, что он «Мушкетеров» лучше меня знает. Когда я спросил его, зачем он обманул и заставил меня дурака валять, Васька ответил, что хотел проверить, на какой части я заврусь. Я обиделся и замолчал, но тут сразу за этим Васька заснул с открытыми глазами, и мы влетели в реку.
