Тропою архаров - [19]

Ветер не только мешает работать, он мешает думать. Он, кажется, выдувает мысли из головы, и от него страшно устаешь к концу дня.

Посредине этого плато, у подножия небольшого склона, стоит невысокое здание. Это высокогорная тяньшанская обсерватория; сзади уступ защищает ее от ветра, впереди – ледники и белые гребни хребта Акширяк. А кругом, вправо и влево, широкие, чуть всхолмленные равнины сыртов.

Здесь, в обсерватории, мы и обосновались на все лето. Отсюда мы делали то близкие, то далекие вылазки. В одной из Комнат обсерватории мы обрабатывали свои сборы, перекладывали и сушили растения, препарировали шкурки птиц, переписывали дневники и проявляли пластинки. Здесь обсуждались результаты наших вылазок и продумывались планы дальнейшей работы. Сюда мы возвращались отдохнуть. Здесь мы ели и спали, веселились и ругались. Здесь мы и жили и работали. В нашей комнате было тесно, в ней было свалено все снаряжение, а на окне стоял граммофон. Это был довольно-таки почтенный товарищ, он прожил, видимо, бурную трудовую жизнь и надеялся, что, оставшись без пружин, обретет здесь покой. Не тут-то было – искусные сотрудники метеостанции не дали ему отдохнуть. Они вертят его диск пальцем, и из его надтреснутой мембраны с хрипом и воем вылетают то дрожащие марши лейб-гвардейских полков, то лихие звуки матчиша – самого модного танца в 1907 году.

За окном расстилались сырты, упирающиеся в морены; за холмами морен начинались ледники и фирны Акширяка.

Суровый холодный ледниковый пейзаж, а над ним поднимал свою белую пологую вершину пик Киргизского Совнаркома. Он был все лето перед нами, это пик, белый с висячими снеговыми флагами по гребню, с взмытой в небо волнообразной вершиной, по обе стороны которой лежали ледники. Он все лето был перед нами, манил и звал, и нет ничего удивительного, что мы к осени не выдержали и полезли на него.

Странный, непередаваемо своеобразный мир окружал нас на сыртах. Все, решительно все тут было сурово, необычно. Здесь, на высоте 3600-3800 метров, климат суровее, чем на Памире, или, скажем, на Новой Земле. Цветки водяных лютиков здесь каждое утро вмерзали в лед, каждую ночь образующийся на поверхности озерков. Летом выпадал снег.

Но накал солнца очень велик, слой атмосферы тонок, солнечные лучи легче пробивают ее и хорошо нагревают поверхность земли. Поэтому на сыртах вся жизнь и сосредоточена вдоль поверхностного слоя почвы. Листья растений обычно распластаны по земле; корни располагаются в почве также недалеко от ее поверхности. Уже на глубине не свыше метра лежит вечная мерзлота, а в некоторых местах и подземные льды.

Погода на сыртах крайне переменчива – только что светило солнце и было так тепло, что мы ходили в одних рубашках, через минуту нашла туча, пошел снег и мы мерзнем в полушубках.

Например, в один из дней июля наблюдался ночью заморозок, крупа и сильный ветер; 8 часов утра – ясно, тихо, тепло; 10 часов – сильный ветер, облачно, густой снег выпал на три сантиметра; 11 часов 30 минут – ясно, тихо, снег тает; 16 часов-снежный буран, туман, полная потеря видимости; 19 часов – тихо, облачно; ночью – ясно, ветер.

С погодой связана и вся жизнь на сыртах. Когда дует ветер и холодно, все замирает, не слышно пения птиц, не видно насекомых, исчезают мыши-полевки, сурки. Бабочки и мухи сидят неподвижно, их без труда в это время можно брать руками. Ветер, как перекати-поле, катит по земле окоченелых комаров-долгоножек, которые тщетно пытаются вяло движущимися ножками уцепиться за что-нибудь. Ветер треплет и несет почти неподвижных бабочек.

Вот затихло на минуту, выглянуло солнце, сразу из травы с громкой песней поднялся вверх хохлатый жаворонок, над камнями появились мухи, в воздух взлетели бабочки, жужжат шмели. Полевки так торопятся использовать краткие периоды затишья, что не перестают грызть траву даже в присутствии человека. Но подул ветер -упали на землю и замерли, уцепившись за траву, насекомые, исчезли птицы, спрятались полевки.

Периоды затишья здесь настолько коротки, что даже поздно вечером, в темноте, если тихо, можно слышать песню жаворонков.

Животный мир сыртов небогат, но своеобразен, некоторые животные чувствуют себя в высокогорьях прекрасно.

Так, южные склоны холмов, где мерзлота залегает глубоко, изрыты сурчиными норами. Между ними проложены многочисленные тропинки. На кучах земли у входа в норы бессменно стоят дежурные сурки, оберегающие покой всей колонии. Иногда это одиночки, а чаще целые семейства, состоящие из толстых «папы» и «мамы» и компании молодых. Стоит появиться врагу, как дежурный сурок пронзительным свистом поднимает тревогу, и все скрываются в норах. Молодые сурки, правда, более любопытны и менее осторожны.

Нередко даже после многократного тревожного свиста родителей какой-либо из молодых все еще выглядывает из норы, с невероятным любопытством рассматривая приближающегося человека, и только когда вы подходите совсем близко – зверек с тонким не то стоном, не то свистом исчезает.

Сурчиная нора -это надежное убежище, это блиндаж- дот, а если она вырыта в каменистой морене, то просто неприступная крепость. Одновременно это удобная квартира. Состоит она из коридора и просторной комнаты (камеры), имеющей длину до метра и высоту около сорока сантиметров. Комната выстлана чистым сеном. Из комнаты два-три, иногда четыре хода ведут наружу. Отдельно расположен склад сена (столовая зимой); имеется даже подземная уборная. В сурчиной норе сухо и чисто. Раскопать нору очень трудно, длина ее может быть десять-пятнадцать метров. Если сурок успел вскочить в нору – он в безопасности. Ни волк, ни лиса, ни собака никогда даже не пытаются ее разрыть. Только силач. медведь берется за раскопки сурчиной норы, но и ему это удается с большим трудом. Земля, выброшенная из норы и образующая холмик у ее входа, служит сурку наблюдательной вышкой, с которой он видит окрестности, и только убедившись, что кругом ничего опасного нет, отправляется на кормежку. Но далеко от норы сурок обычно не отходит, гораздо чаще он кормится недалеко от входа в свое убежище, чтобы сразу с громким тревожным свистом нырнуть в него, как только заметит опасность.