Тропинка к дому - [36]

Будь здоров.

Михеев».

— Вот как у нас, — покрутил головой боцман. — Мой начальник Михеев верно рассчитал: Лютик доставит его послание. Другой бы лось, найдя нас, потерялся в стаде. А Лютик — Лютик, видишь, точно сработал… Давай картошки печь да обедать. А там через часик-другой и протрубишь сбор.

ЧУЖАЯ МАМКА

Песчаная дорога, виляя меж соснами, круто сбегала к луговине. Галина Николаевна притормозила, уронила велосипед набок, слезла с седла и глянула вниз: по луговине рассыпалось колхозное стадо, в разрывах ивняков река ослепительно взблескивала, а в тени голубела мягко, зазывно.

Галина Николаевна, ведя велосипед за руль, спустилась с угора и узкой луговой тропкой пошла к Покше. От стада отделилась светло-рыжая крупная корова и кинулась наперерез женщине. Та увидела ее и остановилась.

— Лузга, Лузга, ну, здравствуй. Не забываешь меня? — Галина Николаевна пошарила рукой в кармашке рюкзака, притороченного к багажнику, достала несколько квадратиков сахара, протянула корове. Та угощение приняла, живо размолола сахар и облизала губы.

— Пойдем, Лузга, водички попьешь.

Но тут пастух громко выстрелил кнутом, корова шумно вздохнула, как бы жалуясь: знакомых встретишь — и то постоять не дадут; развернулась и нехотя подалась к стаду.

Галина Николаевна положила велосипед на траву, села на теплый береговой песок, сняла кеды и окунула ноги в речку. Именно об этом она мечтала еще в городе; ополоснула лицо и, не вытирая, подставила солнцу — в уголках губ затеплилась улыбка…

И сразу ей вспомнилось… Лет пять назад это было. Проводить опыт с лосятами Михеев поручил ей.

— Не буду! — отрезала она мужу.

— Это почему же? — удивился он.

— Сам знаешь.

Он усмехнулся.

— Боишься? Боишься потому, что до нас никто, никогда не делал этого. Ага? Галя-Галя, — он взял ее за руки, заглянул в глаза, — ты же сама знаешь: никакой технологии, никаких рекомендаций по лосям у меня нет. — Он молча походил по комнате и взорвался: — Мы — первые! Понимаешь: пер-вые! До всего доходим сами. Да, работы черт знает сколько, да, ошибки делаем, ругаемся, плохо спим, живем, как кочевники… Но в этом и радость наша. Поняла? Вот и действуй. Как хочешь, как сумеешь… Я бы Привалова попросил, но тут дело тонкое, женское, сердечное… Ну?

— А вдруг корова поднимет лосенка на рога, тогда что? Кто отвечать будет?

— Я.

— Ты отвечать, а я — переживать.

— Так убеди корову, что лосята — детишки, им не грубость — им ласка нужна. — Михеев повеселел. — Все, Галя, получится.

Она сама выбирала корову-кормилицу для своих лосят и, перебрав всю совхозную ферму, остановилась на Лузге: спокойна, приветлива, да вдобавок ко всему был у нее весняной бычок, ровесник лосятам.

Михеев и Привалов спешно взялись за топоры, за полдня наскоро отгородили в лосятнике закут, прорубили оконце: сюда, на новую квартиру, и привела она Лузгу. А тут уже были квартиранты: Баян, сынок Лузги, и лосята Пилот и его сестренка Милка. Баян успел обнюхаться и подружиться с лосиками; он был пониже их, но плотней и упитанней, шерстка цвета золы переливчато лоснилась, а лосята страшно длинноноги, коротки корпусом, но с характерами: не по нраву что, так и выдробят копытцами по полу, так и вскинутся свечечками.

Лузгу поставили у стенки, привязали к кормушке, она удивленно повертывала голову: что за оказия! Это ж ее сынок играет в клетушке с какими-то незнакомыми телятами. И когда он очутился здесь? Лузга повеселела.

Привалов советовал Галине:

— Николаевна, ты коровке поставишь пойло да глаза и прикрой… Ну, хоть старой шаленкой. Тогда и подпускай лосят.

— Такая маскировка не пойдет, дядя Костя, — возражала она. — Лузга по духу услышит: чужие, лесовики… Я другую маскировку придумала.

— А ну, — потребовал боцман, оживляясь.

— Малость подою и оботру коровьим молочком лосятам губы, головки, спинки, чтоб, значит, за телят сходили.

— Разумно, я же говорил, что ты тоньше сработаешь, — похвалил Михеев.

Так она и поступила. Первым пустила из загородки Баяна. В два прискока очутился тот возле мамки, был облизан, обласкан, и, только бы ему кинуться к соскам, Галина Николаевна, придерживая за шейку, подвела к корове Пилота, подтолкнула к вымени. Не зевай!

— Ты, Лузга, — заговорила она с коровой, — прими моих лосяток. Прошу: прими, пожалуйста, они сироты. Мамку их злой браконьер убил. Кто же их приласкает? Я — да вот еще ты.

С одной стороны корову подталкивает теленок, с другой к заветному соску сунулся лосенок. Сунулся, а не получается. Не достает. Ай, беда. Что-то его новая мамка больно низкоросла, коротконога, бокаста, да еще и с рогами. Но разбираться некогда — молочком пахнет, чмокают рядом. Корова дотянулась головой, шумно вздохнула, слюнявым теплым языком промяла дорогу на шерстистой щеке лосенка, ободрила: что же ты такой неумелый, угощайся. Пилот ловчит: растопырил свои ходули широко-широко, дотянулся, во рту сосок, хлебнул теплого, сладкого молочка. Ай, вкусно! Задрожали ноги, устали. Все-таки неудобно.

Как тут быть! Тогда он от отчаяния поднырнул под корову, бах на коленки и зачмокал жадно, торопливо. Галина Николаевна собой, как щитом, отгородила лосенка от Лузги. Так, на всякий случай… А в загородке прыгает-волнуется Милка. Пустите и меня… Забыли про меня… Жаловаться, попискивать принялась: и-и-и-и…