Тропик ночи - [20]

Я спасаюсь бегством и чувствую, что дрожу. Останавливаюсь возле лифта и прислоняюсь лбом к его двери, холодной, стальной, без единого пятнышка. О физическое тело, смесь мяса и соков, этакий суп, требующий сбалансированности ингредиентов и устранения недопустимой утечки, чтобы удерживаться в определенном порядке! М'фон, как называют оло это физическое тело, только оно и служит предметом изучения в Мемориальной больнице Джексона и во всем западном мире. Я хочу верить в этот приятный постулат: всего лишь суп из протеинов, воды и металлических соединений, а каждый из этих ингредиентов — всего лишь суп из электронов и других субатомиков, которые, в свою очередь, всего лишь суп из кварков. Ох, это всего лишь! Как я жажду, жажду, жажду всего лишь вернуться к этому! У оло нет слова для такого понятия. Им неведом фокус о разделении мира на познаваемое и непознаваемое. Быть может, это одна из причин того, что их осталось всего двенадцать сотен на Земле. И то, что им известно, вскоре исчезнет из памяти человечества.

И никто не поднимется к интерну, который сейчас, вероятно, исследует симптоматику старой кубинской леди, и не скажет ему, что все его электрокардиограммы, электроэнцефалограммы, показания тонометра и прочие самые дотошные анализы не дают объективную картину; м'фон кубинской леди более или менее в порядке, если не считать тех трудноуловимых нарушений, которые последовали со стороны ее фана, находящегося в очень скверном состоянии.

Из-за этой кубинки мне приходится зайти в дамскую комнату. В настоящее время пищеварение у меня ощутимо не в порядке; кстати сказать, я и по этой причине выгляжу убийственно. В детские годы я была прожорлива, как росомаха, а моя сестра ела очень мало. Обычно она отдавала мне те блюда, которые ей не нравились, мы попросту обменивались тарелками, когда родители не наблюдали за нами, и я съедала также и обед сестры. Я полагаю, что у Мэри была врожденная анорексия в отличие от моей, благоприобретенной. Мама, сама очень тоненькая, нередко говорила, что у ее младшей дочери красота гибкой ивы. Я пошла в отца, унаследовав длинные крепкие кости, широкие плечи, большие руки и ноги семейства Доу, насчитывающего несколько поколений бесстрашных рыбаков. У меня были фотографии, на которых мы с отцом сняты на нашем судне; оба мы одеты в непромокаемые плащи и улыбаемся во весь рот, а зеленая морская вода перехлестывает через планширы. Если отвлечься от сравнительных размеров, меня от отца не отличишь. Думаю, снимки делал мой брат; он всегда фотографировал нас всех, а потому его самого почти нет ни на одной фотографии. Да, это должен был сделать Джози, потому что мама, насколько помню, никогда не отправлялась с нами в море в бурную погоду, и Мэри тоже. Эта чертова лодка, как говорила мама, хотя официально это была парусная яхта.

Мэри унаследовала от мамы и многие внешние черты. Рыжевато-золотые волосы. Личико сердечком. Худощавость. Когда я была еще маленькой, то считала, что дама червей в колоде карт — это портрет моей мамы. У меня была фотография Мэри в возрасте примерно девятнадцати лет, когда она была моделью в Нью-Йорке, снимок естественный, без претензий, не профессиональный, и выражение лица у нее такое, какого я даже вообразить не могу на своей физиономии. Глаза совершенно пустые, лишенные признаков внутренней жизни — отнюдь не зеркало души. Тогда она называла себя Марией Ду и была чрезвычайно пылкой. Когда я была в Париже, то обнаружила ее портрет на обложке французского «Вога». В музее я никому об этом не рассказала. Не существовало ни малейшей возможности, чтобы кто-то обнаружил сходство между нами.

Разумеется, она дочь своей матери, точно так же, как я дочь своего отца. Семьи раскалываются именно так, хотя за обеденным столом мы были достаточно сердечными, а хорошие манеры — фамильное достояние Доу. Джози, сын матери от ее первого, никогда не упоминаемого брака, как ни странно, был скорее похож на нас с отцом, а не на свою мать или Мэри. Отец хотел сойтись с ним поближе — парень подходящий, — но Джози на это не купился. Думаю, из гордости. Он пуще всего боялся быть кому-то обязанным, и это качество не разделял ни с матерью, ни с младшей сводной сестрой. Джози хотел быть единственным, кто делает подарки. Кроме того, ему, видимо, не слишком нравилось быть сыном Лили Маунт Доу. Он рано оставил дом, что ранило меня в самое сердце. В моих девчоночьих мечтах нас всегда было трое — в плавании на яхте, поисках приключений, обучении разным умениям и штучкам. Мальчишеским, естественно. Моя мать довольно рано начала предпринимать попытки научить меня девичьим делам и умениям, особенно потому, что она имела в лице Мэри столь понятливую и послушную ученицу.

Я немного волновалась, возвращаясь на свой пост. При моем появлении миссис Уэйли смотрит на свои часы и обменивается несколькими словами с подопечными. На всех лицах появляются ухмылки. Миссис Уэйли делает замечание по поводу недостатков своей единственной белой подчиненной, и я не препятствую ей в получении такого удовольствия. Занимаюсь папками до самого ланча, на который мне отводится один час. Потом я иду по мрачным коридорам в кафетерий. Обычно я покидаю здание, нахожу себе уголок потенистее и ем в одиночестве, но сегодня я чувствую себя настолько измочаленной, что не выхожу на улицу. Запах стандартной еды в кафетерии вызывает у меня приступ тошноты. Я достаю из цветной коробки йогурт.