Тропами северного оленя - [6]

Ничего подобного! В книге Владимира Чарнолуского[27] «Легенда об олене-человеке» (1965) я нашел упоминание об интригующем факте. В 1925 году в саамском поселении Йоканга группа стариков, встревоженных уменьшением поголовья животных, собиралась тайно совершить обряд поедания жертвенного оленя. Их планы нарушил сосланный в Йокангу соловецкий монах. Он пригрозил донести на саамов, если те примутся за свое языческое колдовство. Так что ни православные миссионеры, ни большевистские агитаторы не сумели искоренить древние саамские обряды. Они лишь загнали их в подполье.

Примечательно, что этот факт автор книги спрятал в одной из сносок, словно намеревался протащить его в свет петитом. Быть может, будучи учеником саамов, он не желал акцентировать тайные обряды? А может, сдержанности научил его каргопольский лагерь?

12 января

Чарнолуский заслуживает отдельного рассказа. Тем более, что ученому не повезло ни с исследователями его тропы, ни с ее продолжателями. Даже временная дистанция не помогла. Значительная часть наследия Чарнолуского по сей день покоится в архивах. Чарнолуский был не только выдающимся этнографом и специалистом по саамам, он также фотографировал, рисовал, писал. Словом, следов оставил немало. Увы, никто не воспользовался ими, чтобы пойти дальше.

Чарнолуский родился в 1894 году в Петербурге. Отец работал в издательстве «Знание», мать писала книги для детей. Володя с детских лет мечтал о путешествиях. С завистью читал о полярных экспедициях Фритьофа Нансена, Руала Амундсена. В 1914 году Чарнолуский закончил коммерческое училище. Собирался поступать в Академию художеств, брал уроки рисунка и живописи. Планы юноши нарушила Первая мировая война. Чарнолуский добровольцем пошел на фронт, дослужился до командира пулеметной роты. В 1921–1926 годах учился в Географическом институте в Петрограде, зарабатывая на жизнь как придется — ночным сторожем, портовым рабочим… Дипломной работой Чарнолуского стала карта самоедских кочевых троп на Канин Носе.

Однако истинным его призванием оказалось изучение земли саамов — Кольского полуострова. Впервые Чарнолуский отправился туда еще студентом. «Я хотел почувствовать эту землю собственными ногами, — вспоминал он спустя годы, — увидеть собственными глазами, собственными ушами услышать предания саамского прошлого». Где пешком, где на лодке, он обошел всю советскую Лапландию с севера на юг: от Йоканги на берегу Баренцева моря до Важуги на берегу Белого. Помогал саамам при отеле оленей, собирал гербарий, чтобы исследовать их корм, записывал саамские сказки, учил язык. Уже тогда Чарнолуский заметил, что саамы неохотно рассказывают о своих верованиях. В ответ на расспросы о сейд-камнях отшучиваются или сердятся. В конце концов ученый догадался, что по иным тропам саамской тундры можно пройти лишь в одиночку.

За десять лет (1927–1938) Чарнолуский исходил Кольский полуостров вдоль и поперек. Знание саамского языка позволяло ему легко вступать в разговоры с местными жителями. В Лумбовском погосте[28] Чарнолуский сблизился со стариком-саамом, который многому его научил. Например, что кровь не любит показываться на свет божий — подобно тому, как земля не любит обнажать свою черноту. Иначе говоря, не стоит сдирать с земли ее зеленый покров — это может плохо кончиться.

В другой раз Ефим Андреевич сказал: олени — вся наша жизнь. Мы едим их мясо и носим одежду из их шкур, простеганных их сухожилиями, их шкурой укрываемся во сне, из их костей делаем орудия труда, их жиром освещаем куваксы. На оленях ездим и оленям поем свои песни! Мы только выглядим по-разному, а кочуем по тундре одинаково. Как же нам не быть оленями? Сам подумай — убивая оленя, я переливаю его кровь в свою. Его мясом живу. Мои дети существуют благодаря мне, а я — благодаря оленю. Значит, мы братья по крови. Мы — люди-олени.

Согласно саамским легендам, своим братством с оленями саамы обязаны Мяндашу, тотемному прапредку, наполовину человеку — наполовину оленю. Матерью его была Матреха, старуха-нойд. Однажды, когда ей наскучило человеческое обличье, она превратилась в важенку и забеременела от оленя. Перед родами Матреха вернулась в женское тело и родила белого оленя с черной головой и золотыми рогами. Это и был Мяндаш. Имя его восходит к саамскому «m'janna» («бархат» — нежная, покрытая пушистым волосом кожа на растущих оленьих рогах). Матреха выкормила Мяндаша своим молоком, поэтому он умел обращаться в человека. В саамской мифологии Мяндаш занимал особое место. Чарнолуский предполагал, что некогда существовал целый посвященный ему эпос, который со временем распался на отдельные песни, а те постепенно превратились в сказки. Этнограф собирал их по крохам, надеясь воссоздать саамский эпос, как Лённрот — «Калевалу».

Именно во славу Мяндаша, — утверждал Чарнолуский, — совершался обряд поедания жертвенного оленя. При этом автор «Легенды об олене-человеке» описывает процедуру лыхте-верра несколько иначе, чем Волков. Он пишет, что кожу оленя не натягивали на ивовый скелет, а клали на землю, на правой половине укладывали кости так, как они расположены в теле животного, после чего закрывали левой половиной, так, что казалось, будто олень просто спит. Само поедание тела жертвенного оленя ученый сравнивает со святым причастием у христиан.