Тропами северного оленя - [7]

Шрифт
Интервал

В 1930 году вышла книга Чарнолуского «Материалы по быту лопарей. Опыт определения кочевого состояния лопарей восточной части Кольского полуострова». Этот труд, удивительным образом сочетающий эрудицию автора и его опыт, по сей день не имеет себе равных в российской саамистике.

Чарнолуский помогал саамам в 1930-е годы — в тяжкий период коллективизации.

В 1938 году он попал в лагерь. После освобождения в 1943 был направлен в трудармию. Некоторое время работал пастухом в подмосковном совхозе Снегири. После окончания войны, как и в молодости, Чарнолуский сменил много профессий. Например, иллюстрировал книги. На Кольский полуостров — в качестве ученого — ему довелось вернуться лишь в 1961 году. Последние десять лет жизни его оказались на редкость плодотворными. Чарнолуский издал собрание саамских сказок, много писал. Умер он в 1969 году.

Книга Чарнолуского «В краю летучего камня» вышла посмертно — это этнографичекие записки, перемежаемые сказками саамов, — своего рода завершение его саамской тропы. Она может научить многому. Взять хотя бы эпизод, где Чарнолуский вспоминает Илью, сопровождавшего его в одной из экспедиций и удивлявшегося, что Владимир все расспрашивает о лыхте-верра, в то время как старики-саамы утверждают, будто он уже знает больше них. «Что мне было сказать в ответ, — писал Чарнолуский в конце жизни, — если я до сих пор не вполне понимаю сущность этого обряда».

Общаясь с саамами, Владимир Владимирович осознал, что есть вещи, о которых не говорят. В том числе — вера. Писатель не сомневался, что саамы по-прежнему помнят о своих древних верованиях. Просто скрывают это от посторонних. Надо отбросить собственные суеверия, стереотипы и книжные знания, отнестись к тайне саамов с почтением и дать ей самой проникнуть в тебя.


14 января

Несколько дней назад, просматривая в местной библиотеке старую подшивку журнала «Северные просторы» в поисках материалов о Чарнолуском, я наткнулся на интервью с известным советским диссидентом Померанцем.[29] Меня поразило, что они с Чарнолуским сидели в одном лагере, только Григорий Соломонович — несколькими годами позже. Именно в Каргопольлаге Померанц открыл для себя магию Севера.

Друзья смеялись над ним — вокруг, мол, бараки да колючая проволока, а он, точно Ромео на Джульетту, влюбленно смотрит на северное сияние. Померанц знал, что побудка на рассвете, что он снова не выспится, но продолжал, словно зачарованный белоснежной мелодией Севера, допоздна бродить по зоне, прячась от дежурных. Стояло лето. Белые ночи тлели и все не кончались, точно вечная лампадка на алтаре.

Сравните яркие южные цвета, — туманящие взор и рассеивающие внимание, — с прозрачной палитрой северных красок, которые не привлекают внимание и позволяют взгляду устремиться вдаль. Примерно такое же различие между западной живописью, любующейся изображением на полотне, и православной иконой — окном в иной мир. Неудивительно, что анахореты искали уединения на севере. Они искали пустоты.

— Пустота Севера, — утверждает Померанц (кстати, знаток восточных религий), — это живой образ целого. Поэтому теперь, когда люди в потребительском изобилии предметов, жратвы или сенсаций ощущают потерянность, так важна внутренняя сосредоточенность, какую дает наблюдение пустоты в природе. Природа всегда целостна, распад привносит цивилизация. Так называемый исторический прогресс ведет к разрушению прагармонии и духовно калечит современного человека. Лишь в уцелевших архаических культурах сохранилось это ощущение единства.

Так что, возможно, имеет смысл пойти против течения и вернуться к истокам?


17 января

В понедельник 17 января 1927 года около полудня в ловозерский погост прибывает Лопарская экспедиция (лопарями русские называли саамов) под руководством профессора Д. А. Золотарева.[30] Впереди едет молодой саам, проводник. К его высоким самоедским саням, запряженным четверкой оленей, привязаны олени, которые тянут сани с Давидом Алексеевичем. Чуть позади — тройка оленей и сани с еще двумя участниками экспедиции — врачом Ивановым-Дятловым и этнографом Чарнолуским. Сто десять верст от железнодорожной станции в Пулозере путешественники преодолели за восемнадцать часов. Сегодня этот путь на машине занимает полтора часа.

Ученые остановились в доме богатого коми-ижемца,[31] где их угостили строганиной — мороженой олениной, наструганной тоненькими, почти прозрачными ломтиками. Оленья туша оттаивала на Крещение.[32]

Лопарская экспедиция Золотарева была первой научной экспедицией на Кольский полуостров со времен революции и вообще первым предприятием такого масштаба за всю историю исследования региона. Что касается информации о кольских саамах, ни одна из более поздних экспедиций не добилась подобных результатов. За четыре месяца ученые проехали полторы тысячи верст по бездорожью тундры на оленьих упряжках, посетили саамские погосты, сфотографировали и собрали уникальные предметы быта — одежду, утварь, орудия труда, — составили карты, записали сказки, песни и саамские пословицы, а также произвели антропометрические измерения более трехсот саамов. Каждый из участников собрал богатейший материал по своей специальности и впоследствии написал книгу. Интересующихся экспедицией как таковой отсылаю к первоисточникам. Меня же занимает прежде всего ловозерский погост. Каким его увидели и описали участники этой экспедиии почти восемьдесят лет назад?


Еще от автора Мариуш Вильк
Путем дикого гуся

Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.


Дом над Онего

Эта часть «Северного дневника» Мариуша Вилька посвящена Заонежью. Не война, не революция, и даже не строительство социализма изменили, по его мнению, лицо России. Причиной этого стало уничтожение деревни — в частности, Конды Бережной, где Вильк поселился в начале 2000-х гг. Но именно здесь, в ежедневном труде и созерцании, автор начинает видеть себя, а «территорией проникновения» становятся не только природа и история, но и литература — поэзия Николая Клюева, проза Виктора Пелевина…


Волчий блокнот

В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.


Волок

Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — замечания «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, рефлексии и комментарии, интервью, письма и эссе — свободно и в то же время внутренне связанно образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.


Рекомендуем почитать
Мой Израиль

После трех лет отказничества и борьбы с советской властью, добившись в 1971 году разрешения на выезд, автор не могла не считать Израиль своим. Однако старожилы и уроженцы страны полагали, что государство принадлежит только им, принимавшим непосредственное участие в его созидании. Новоприбывшим оставляли право восхищаться достижениями и боготворить уже отмеченных героев, не прикасаясь ни к чему критической мыслью. В этой книге Анна Исакова нарушает запрет, но делает это не с целью ниспровержения «идолов», а исключительно из желания поделиться собственными впечатлениями. Она работала врачом в самых престижных медицинских заведениях страны.


Сквозь мутное зеркало и что там увидел Филип Дик, или Империя и не побеждала

Формально эта статья повествует о Филипе Киндреде Дике, самом странном фантасте ХХ века. Точнее, о сверхъестественном опыте Дика, который он обозначал как «2-3-74». За этими числами скрываются февраль и март 1974 года. В 2014 году все желающие могут поднять бокалы за сорокалетие всевышнего вторжения в жизнь знаменитого писателя. Но для нашего разговора это лишь повод.


Человек, андроид и машина

Перевод одной из центральных, в контексте творчества и философии, статей Филипа Дика «Man, Android and Machine» из сборника «The Shifting Realities of Philip K. Dick Selected Literary and Philosophical Writings».


Тихий ад. О поэзии Ходасевича

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Воробей

Друзья отвезли рассказчика в Нормандию, в старинный город Онфлер, в гости к поэту и прозаику Грегуару Бренену, которого в Нормандии все зовут «Воробей» — по заглавию автобиографического романа.


Островитянин (Сон о Юхане Боргене)

Литературный портрет знаменитого норвежского писателя Юхана Боргена с точки зрения советского писателя.