Трое в одном морге, не считая собаки - [12]

Да нет, скорее — они оба тут не в первый раз. Привыкла собака к ним. А Мики — просто в машине. Если так, то шансы, что хаббадник ее отравит именно сегодня — невелики… Нет, ну как брешут! А может, у меня олимовская походка? А почему бы и нет? В детском саду, в октябрятах, в пионерах, в комсомоле, в армии — всюду учили маршировать… О, вот мы и пришли!

И куда же это мы пришли? Вилла, однако, не из последних. И кругом одни мечты: у ворот — идиота, за воротами — оле, за дверью — каждого сабры. «Мерседес», вилла и красивая женщина.

Ага, надо понимать, что заглядывать в чужие окна иудаизм не запрещает…

Что же там такое открылось взору нашего «черного следопыта»? Жаль, что отсюда не видно. Впрочем, как известно из анекдота, наблюдение за наблюдающим гораздо интереснее. И информативнее! Наконец-то божий человек отшвырнул всю мягонькую благостность. Вот лицо настоящего убийцы! Что называется — страстного и холодного. Такой не травить, а резать должен…

…Ну наконец-то! Жертва возвращается, развязка приближается. Ну и хорошо, а то замерз, как… да нет, с таким телохранителем — какая уж тут развязка!

Вслед за жертвой с трудом пролез в дверной проем огромный негр, оглядел крыши домов с таким видом, как будто он центровой из «Маккаби» и скрючился в позе эмбриона за рулем «Мерседеса». «Жертва» бабочкой впорхнула туда же, и вся эта роскошь покинула сцену.

Хасид долго смотрел им вслед, затем тяжко вздохнул, полез в карман и достал пузырек. Долго смотрел на него.

Мучается, бедный. Тяжело упускать добычу. Я даже испугался, что он в сердцах шмякнет яд об асфальт, и доказывай потом, что это его, а не моя работа…

А уж как мне жаль шанс упускать!..

А не буду я его упускать! Я же многого от жизни не требую — мне не его виновность доказать, а хотя бы от себя и домочадцев подозрение отвести. Вот она — «печенюшечка», предложенная мне из жалости судьбой. Все как раз: Мики — свидетель, яд — улика. И надо сделать это юридическим фактом.

Я рявкнул:

— Не двигаться! — отлепился от забора и возник перед стариком.

Мики врубил фары. Старик выглядел жалко. И я начал его колоть, пока он не очухался:

— Кто эта женщина?!

— …Рахель…

— Почему ты за ней следишь?!

Старик, скорбно глядя на меня, пожевал губами и привалился к ограде:

— …Дочь…

Я слегка растерялся — то ли от боли в его глазах, то ли от неожиданного поворота:

— А мужчина?

— …Католик…

— В смысле? — сказал я.

— Гой,[32] - теперь у него были глаза человека, испившего чашу до дна.

Впрочем, последний глоток был еще у него в руке и он явно решил его сделать. Но как только старик начал сворачивать крышку пузырька, я перехватил его руку, подержал ее в свете микиных фар, затем достал из кармана носовой платок и медленно, чтобы у Мики ни в чем не было сомнений, сдавливал запястье, пока склянка не плюхнулась в платок. Вслед за ней к моим ногам плюхнулся старик.

Мики выскочил из машины и побежал к нам.

— Что ты с ним сделал?! — заорал он.

— А то ты не видел, — ответил я и добавил пару известных даже ему русских слов.

Мики ответил несколькими ивритскими словами, до сих пор мне неизвестными, и начал искать у старика пульс. И похоже, нашел, потому что слегка успокоился и потребовал, кивнув на платок:

— Покажи!

— Это яд, — внятно объяснил я, — тот самый. Он его, гад, под лекарство замаскировал. Надо узнать — кто из этой парочки такое лекарство принимает. Может, он его подменить хотел?!

Понятно, что так складно это звучало только в моем воображении. То есть примерно половину слов мне приходилось заменять аналогами разной степени отдаленности. Например, вместо «лекарства» была «еда для больных» и так далее.

У Мики не хватило мозгов это понять. Он лапанул пузырек, похерив всю дактилоскопию, понюхал яд, потом его лизнул и влил старику в рот. Что я мог сделать?! Только стоять и ждать когда на мне будет уже пять трупов…

…После того, как мы сдали слегка «реанимированного» хаббадника кардиологам, Мики сказал:

— Чем следить за стариком, лучше бы взял автограф у Джона.

— У католика? — догадался я.

В очередной раз Мики посмотрел на меня, как на идиота:

— Ты мне надоел. Ты завтра телевизор включи, посмотри баскетбол. Как раз «Маккаби» играть будет. А я хоть хавэру[33] свою навещу, бесэдэр?

— Не могу тебе этого обещать, хавэр, — сказал я. — Ведь завтра дедушку могут выписать. А я хочу присутствовать при появлении четвертого трупа.

— Все хотят присутствовать при появлении четвертого трупа, — вздохнул Мики. — Ладно, смотри — этот старик вернулся из Америки уже после первого трупа. Поэтому у него железное алиби…

— Ты не мог сказать мне это на пару часов раньше?! — возмутился я.

— Не мог. Я и сейчас не мог, это между нами. А потом — хотелось посмотреть на работу русской школы. Так ты посмотришь баскетбол, бесэдэр?..

«ИДИОТИЗМ — НЕ ВЕЧНЫЙ СПУТНИК ПРАВДЫ…»

Мне предстояло две операции. Приятная и неприятная. Получение первой зарплаты и свершение первого преступления на исторической родине.

Мой иврит явно не соответствовал поступившей на счет сумме, и пкида[34] посмотрела на меня со злобным интересом. И профессиональное чутье у нее было что надо — через пару минут я уже запихивал тещину карточку в банковский автомат.