Трое нас и пёс из Петипас - [9]

Пан Людвик, отдыхавший на кушетке, посмотрел на меня, прищурив один глаз. Словно подмигивал мне:

«Ну как? Старые моряки немножко разбираются в погоде, а?»

Пани Людвикова вымыла посуду и убрала её в буфет. Я уселся да скамейке около печки – оттуда было удобнее смотреть на папа Людвика. Когда он закрыл глаза и задремал, я принялся его разглядывать, – ведь надо же мне будет после каникул рассказать ребятам, что представляет собой настоящий моряк.

Пани Людвикова гладила белье. Я смотрел, как она водит утюгом по гладильной доске, и вдыхал пар, поднимавшийся от белья.

Внезапно круглые часы на стене пробили восемь. Я, наверное, уснул в своем углу около печки.

Дождь за окном стал тише. Пан Людвик сидел у накрытого стола, резал ножом хлеб и спрашивал меня:

– Ну, как спалось? На тройку или на пятерку?

Есть мне совсем не хотелось, но от пани Людвиковой было не просто отделаться.

– Этак, братец, ты у меня не очень-то поправишься! Неужели ты и дома ешь, как воробей?

– Дома я ем, но…

– Но, – не дал мне договорить пан Людвик, – у нас ты будешь есть так, чтоб за ушами трещало! Посмотри-ка сюда!

Он взял горбушку хлеба и вырезал у неё середку.

– Построили корабль…

Он отрезал ножом кусок масла и намазал оставшуюся часть.

– Корабль хорошенько просмолили…

Затем прилепил середку и сверху положил большой кусок сыра.

– На мостик поднялся толстый капитан, и пустился корабль в плавание.

Он подал мне кусок и приказал:

– А сейчас наш корабль должен войти в бухту, да поживее.

Я откусил хлеб и твердо решил, что теперь на больших переменках буду есть только такие горбушки.

– А сколько хлеба съел наш Ярка под эту при сказку! – сказал с довольным видом пан Людвик, принимаясь за газеты.

Пани Людвикова вышла во двор запереть гусей и кроликов.

Вернувшись, она отвела меня в комнату, постелила постель, налила воду в умывальник и пожелала спокойной ночи.

И вот я остался один. Двери были приоткрыты, и я видел, как постепенно темнеют прозрачные стены веранды. Спать мне совсем не хотелось. Я уже выспался на скамейке у печки.

Стало почему-то грустно. Я сел к столу, и мне вдруг вспомнились папа с мамой. На Лазецкой мельнице я спал в одной комнате с Иркой Корбиком, и мы долго разговаривали перед сном, пока глаза не закрывались сами собой.

В кухне зажегся свет. Под дверями появилась светлая полоска. Потом на секунду исчезла – это мимо дверей прошел пан Людвик или пани Людвикова. Интересно, были на корабле, где служил пав Людвик, светлые полоски под дверями? Едва ли. На корабле двери должны быть плотно пригнаны.

А может, судно пана Людвика когда-нибудь терпело кораблекрушение? И я начал сочинять историю о том, как произошло кораблекрушение и как пан Людвик остался на судне совсем один. Все остальные моряки давно уже сели в шлюпки и отвалили от борта, а пан Людвик кричал им в темноте с тонущего корабля:

«Ребята, главное, помните, где Полярная звезда! Не то собьетесь с пути!»

А сам в это время шагал по палубе и смотрел на гневно ревущее море.

Дойдя до этого места, я решил проверить, не смогу ли уснуть, и закрыл глаза. Но через минуту они снова открылись как ни в чем не бывало. Пану Люд-вику, который стоял среди обломков на палубе корабля, тоже было не до сна. Корабль то поднимало на гребень волны, то вновь бросало на утесы. А пан Людвик упорно вглядывался в небо и все повторял:

«Только бы увидеть Полярную звезду! Руль, кажется, ещё в порядке. Возможно, и удастся дотянуть до Берега Слоновой Кости».

Но небо было сплошь затянуто свинцовыми тучами, среди которых сверкали огненные зигзаги молний.

В комнате стояла густая тьма. Я встал, отошел от стола и зажег свет. Затем уселся на край кровати, разулся, но спать мне все равно не хотелось. Босые ноги коченели на холодном полу. Вот так же, наверное, коченел от студеной воды и пан Людвик, когда стоял на палубе тонущего корабля и смотрел в грозную темноту.

«Нужно исполнить последний долг», – сказал пан Людвик. Он оставил руль и направился к люку. Вода пенилась у его ног. Палуба выступала над волнами лишь сантиметров на десять.

Внизу, в капитанской каюте, пан Людвик взял судовой журнал, морские карты и засунул их в бутылку, в большую бутылку с широким горлышком. Потом он прочно запечатал бутылку, осторожно погасил фонарь и подошел к иллюминатору.

Впрочем, сначала он должен был написать последнее распоряжение. Он снова зажег фонарь, распечатал бутылку, вынул журнал и на последней его странице приписал:

«Судно „Южный крест“ сегодня в 2.00 потерпело бедствие у незнакомых берегов. Нашедший эту бутылку должен немедленно передать её в нераспечатанном виде в ближайший порт. Последнее приветствие всем. Капитан Людвик».

Затем он вновь запечатал бутылку, снова погасил фонарь и снова подошел к иллюминатору. Ещё секунда – и бутылка полетит в море.

Но тут что-то царапнуло снаружи стекло иллюминатора. Или это мне действительно послышалось? Дальше сочинять я не мог. История о капитане Людвике становилась слишком напряженной. Я чувствовал: ещё немного – и мне станет по-настоящему страшно.

Надо скорее лечь и уснуть. Я достал из шкафа пижаму и хотел было переодеться. И вдруг меня словно кто-то толкнул: «Взгляни на веранду!»