«Трое на качелях» и другие пьесы - [14]

Шрифт
Интервал

Промышленник. Чего это вы так разнервничались?

Профессор. Кто, я?! Я спокоен. Я абсолютно спокоен! А до вас, как я понимаю, так до сих пор и не дошло, что объявлена тревога в связи с учениями по защите окружающей среды от загрязнения! Загрязнение среды, в которой мы все вынуждены жить! У меня из-за этого глобального загрязнения повышенный гемоглобин, вся семья страдает повышенным давлением, у моей тети злокачественная опухоль, и словно нам этого мало, каждое утро во всех газетах: СПИД, СПИД, СПИД! И ни как в прежние времена, заразились один или пара человек, где-то в Африке, нет! СПИД у всех и везде! А вы тут полчаса полощите нам мозги своими откровениями о…

Промышленник (перебивает его, в ужасе уставив палец в Капитана, который, запрокинув голову, застыл в кресле с закрытыми глазами и приоткрытым ртом). Смотрите! Смотрите!.. Он уже! Скоро и мы…


Оба осторожно, замерев от страха, приближается к Капитану. Профессор явно глубоко потрясен, тем, что видит. Но как только они останавливаются у кресла, Капитан начинает громко и на многие голоса храпеть.


Профессор (с явным облегчением выдыхает и, глядя на Промышленника, словно мстя за пережитый ужас). Открытку! С Кариб! Самую большую из всех, что найду!

Действие второе

Третья картина

Та же сцена, несколько часов спустя. Профессор и Капитан играют в карты. Промышленник сидит в кресле, на первом плане, лицом к зрителю, смотрит вдаль, погруженный в свои мысли.


Капитан (закончив кон, подсчитывает очки). Взятки… козыри… семерка… тройка… Семь-ноль в мою пользу!

Профессор. Мои поздравления.

Капитан. Между прочим, последней картой дуплет не разбивают!

Профессор. К чему вы это? Я даже и не пытался!

Капитан. Ну, конечно! А когда сходили пятеркой и двойкой, чтобы была семерка?.. Теперь моя очередь сдавать. (Раздает карты).

Промышленник. Где вы нашли карты?

Капитан (шутя). Где-где, в холодильнике.

Профессор (Промышленнику, успокаивающе). Не слушайте его, он шутит! (Капитану). А вы думайте, что говорите. Хотите напугать его до смерти?

Капитан. В бездонном волшебном холодильнике Аладдина! Ха-ха-ха!

Профессор. Мы нашли их на стойке. Лежали под телефонным справочником Сингапура.

Промышленник. Но раньше их там не было!

Профессор. Раньше мы могли их не заметить.

Промышленник. Телефонная книга Сингапура… Вам кажется это нормально?

Капитан. А что тут ненормального? Да этих книг полным-полно!

Промышленник. В Сингапуре!


Игроки не реагируют.


(Громче). В Сингапуре!

Капитан. Простите… вы нам мешаете.

Профессор. Почему бы и вам не присесть с нами?

Промышленник. Играть втроем?

Капитан. А что? Сыграем в три семерки с вылетом!

Промышленник (взрываясь). Оставьте меня в покое! (Вскакивает, идет к стойке, что-то ищет, находит черную толстую книгу, напоминающую Библию, возвращается с ней в кресло, углубляется в чтение).

Капитан(подводя итог кона). Взятки… козыри… семерка и тройка. Опять верх мой: семь-ноль!

Профессор. Вам сегодня везет.

Капитан. Это не везенье, а мастерство. Я думаю, а вы спите. Ваш ход, а вы даже не пытаетесь разбить пару.

Профессор. А где вы видели пару!

Капитан. Как где?! А шестерка с тузом в четвертом заходе! У вас же семерка была на руках!

Профессор. Зачем рисковать, если в прикупе была четверка?

Капитан. Какая четверка? Все четверки уже ушли!

Профессор. Нет! Я прекрасно помню, оставалась еще одна!

Капитан. Оставалась. У вас на руках.

Профессор. А-а, ну да…

Капитан. Ну, вы, яйцеголовые, даете! Вроде, мозги тренированные, а в карты играете, как последние дебилы! Учитесь, учитесь, а память куриная. (Промышленнику, который сидит, погрузившись в чтение). А у вас, промышлен-ников, как с памятью? Эй, это я вам!.. Он что, молится что ли?

Профессор. Не приставайте к нему… Какой счет?

Капитан. Сорок семь – ноль. Играем дальше?

Профессор. Ладно, сдавайте. Попытаюсь выиграть у вас хоть одно очко.

Капитан (сдав карты, делает ход). Можно я вам кое-что скажу по секрету?

Профессор. Скажите.

Капитан. А вы не обидитесь?

Профессор. Думаю, не обижусь.

Капитан. Предупреждаю, у нас, у военных юмор, скажем так… немного грубоват.

Профессор. Кто ж этого не знает.

Капитан. Значит, можно?

Профессор. Валяйте.

Капитан. Но если вы все-таки обидитесь, заранее прошу прощения.

Профессор. Хватит меня интриговать. Говорите, наконец!

Капитан. Ладно. Так вот, если вы хотите выиграть у меня, хотя бы очко, вам нужно играть со мной не в то, во что мы играем, а в хвост кошачий.

Профессор. Не понял…

Капитан. Или в крыло мушиное!

Профессор. Вы это о чем?..

Капитан. Или в клюв соколиный!


Профессор ошарашено смотрит на Капитана.


В общем, во что угодно, только не в карты, потому что в них вы играете как хрен собачий!.. Ха-ха! Шутка!

Профессор. Да уж! Очень смешная.

Капитан. Вам понравилась? Правда, классная? И довольно остроумная, если подумать. Все кругом принимают военных за тупиц, лишенных чувства юмора. А это совсем не так. На самом деле те, кто знает армейские нравы, могут подтвердить, что в армии кипит жизнь, в которой много веселья и шуток… даже перед лицом смерти! (Умолкает, следя за реакцией Промышленника, но тот, кажется, даже не слышал его). Нет, точно, молится.

Профессор


Еще от автора Луиджи Лунари
Трое на качелях

«Просторное помещение, похожее на элегантный салон роскошной фирмы, гостиничный холл или нечто подобное. В глубине помещения широкое окно, выходящее на город. Кресла, бар-холодильник, удачно отделанный под интерьер, столик с журналами, служебная конторка или стойка – чье-то рабочее место. Три входных двери: одна боковая справа, другая боковая слева, третья – воображаемая, расположена на просцениуме и обращена к зрительному залу. Четвертая, которую тоже хорошо видно публике, ведет в ванную комнату с туалетом.


Маэстро и другие

Открывается номер небольшим романом итальянского писателя, театроведа и музыкального критика Луиджи Лунари (1934) «Маэстро и другие» в переводе Валерия Николаева. Главный режиссер знаменитого миланского театра, мэтр и баловень славы, узнает, что технический персонал его театра ставит на досуге своими силами ту же пьесу, что снискала некогда успех ему самому. Уязвленное самолюбие, ревность и проч. тотчас дают о себе знать. Некоторое сходство с «Театральным романом» Булгакова, видимо, объясняется родством закулисной атмосферы на всех широтах.