Трое и весна - [37]

— Спасибо вам, — обеими руками пожал ладонь доктора Славка.

Вошёл в палату и сразу увидел Михайлу, хотя он лежал в углу у окна, весь замотанный бинтами. Точнее, увидел глаза Михайлы. Они заблестели такой радостью, что Славка опрометью бросился к брату, поцеловал в незабинтованную щеку. С большим трудом удалось сдержать слезы, подступившие к глазам… Чтобы не дать им воли, быстро заговорил:

— Здравствуй, Миша! Ну как ты? Ты чего улёгся? На улице такая теплынь… Кур никак не загонишь на насест…

Слова приходили на язык совсем не те. По дороге он приготовил другие. А стал говорить те, что мать говорила ему, Славке, когда заболевал и его укладывали в постель. А он же хотел сказать, что брат — герой, что все очень волнуются, желают быстрого выздоровления… Растерянно взглянул на доктора — вот пустомеля. А он подмигивает: мол, все правильно.

Славка опять повернулся к Михайле. И у того повлажнели глаза, как будто он очутился в родном селе.

— Тебе все привет передают. Я гостинцев привёз, — дрожащими руками открыл портфель. — Правда, хлеб не весь довёз, по пути попался голодный пёс, так я ему бросил немного, а яблоки, груши, сало целы. Вот попробуй, как все вкусно…

И запнулся — рот у Михайлы перевязанный, только щёлку оставили.

— А… мама… Где мама?.. — хрипло.

— Она поехала в Косинку проведать больную тётю. Обещала вернуться сегодня после обеда.

— И ты… один? Как? — Глаза брата сделались тревожными!

Славке хотелось признаться, что приехал на велосипеде, что страхов он натерпелся. Но ведь брата нельзя волновать ни капельки. Быстро обернулся к доктору, который видел, как он вёл велосипед, тот понял Славку, подмигнул. И, не глядя Михайле в глаза, Слава ответил: — Да… в колхозе, когда услышали про телеграмму, немедленно машину дали. Матери тоже дадут…

Славка вскочил.

— Ой, дяденька Соколов, который час?

Десять.

— Миша, — с просительной нежностью посмотрел на брата, — ты извини, мне нужно возвращаться. Представляешь: приезжает мама, а меня нет дома, а соседи скажут про телеграмму… Ты же знаешь нашу маму…

У брата на глазах появились слезы.

— Знаю… Поезжай, брат. И возвращайтесь вдвоём… быстрее… Спасибо… что ты у меня… такой.

Хотя доктор кричал ему с крыльца, чтобы подождал, скоро больничная машина приедет, Славка махнул рукой, вскочил на велосипед. Когда она ещё приедет, глядишь, мотор заглохнет, а он быстро домчится до дому. Увидел же брата живым. Он вылечится и обязательно опять будет на границе. Потом и Славка придёт ему на помощь.

* * *

Пёс сидел на том же месте, где его оставил Славка. Неужели вот так ждал всю ночь и половину дня?

— Здорово! — крикнул Славка, будто приятелю. — Брат живой, только сильно раненный. А Соколов знаешь какой доктор! Во! — Он поднял палец вверх.

Пёс будто понял его радость, подпрыгнул, гавкнул, завилял хвостом.

— Ну что, пойдёшь со мной?.. Пойдёшь?.. Тогда айда. Дорога дальняя, мы с тобой дома наедимся вволю.

И почувствовал, до чего же он голоден.

— Выдержишь, а? Нужно выдержать. Может, я из тебя пограничную овчарку сделаю. — Славка прищурился. — А что — ты большой, быстрый, умный. Откормлю, отмою, отличным сторожевым псом станешь.

Он изо всех сил нажимал на педали, солнце тепло грело ему в затылок. А Славке казалось, что к нему нежно прикасаются пальцы брата, ласкают и подталкивают: езжай быстрее, знаешь, как я по матери соскучился…

Пирог с калиной

— Неслух ты мой, — сокрушённо качает головой мать и так смотрит на Митю и его забрызганное пальто, что хоть сквозь землю провались.

Митя, понурив голову, выслушал укоры матери, схватил со стола учебник, ручку и тетрадь, на всякий случай отрезал краюху мягкого белого хлеба — и только его и видели!

Мать выглядывает в окно: в самом деле побежал к соседскому Феде или снова поплёлся на луг?.. Нет, к Феде повернул. И мать, покачивая головой, с тревогой думает: и что вырастет из такого лоботряса?

А не сообразила, что от Фединой хаты до луга шапку можно добросить. И напарник есть!

Правда, на лугу сейчас пусто. Только первые сумерки робко подкрадываются к кустам. И мальчишки, раскрыв учебники, наклонились над ними. Федина мать кашлянула, довольная, и пошла в сарай.

Но не прошло и минуты, как с улицы послышался топот, пронзительный свист, беспорядочные выкрики. Точно орда двигалась.

Федю и Митю будто кто схватил за полы пиджаков и швырнул к окну. Прижались лицами к стёклам — вот-вот выдавят их.

Шла не орда — шестиклассники. Прямо на луг.

Ребята торопились, словно на пожар.

Едва не сбили на пороге Федину мать.

— Далеко? — попыталась она остановить их.

— К Мите, — быстро ответил Федя. — У нас темновато и стол неровный…

— А не врёшь? — подозрительно спросила мать.

— С какой стати? — рассердился Федя и так дёрнулся, что рукав его пальто затрещал.

Хорошо, что мать не обратила внимания на их пустые руки.

Вчера легонько подул «ветер из-под Гирина», как говорит мать, что означает — с юга. И мороз смягчился. Снег потерял свой ослепительный блеск, стал, как клей, цепляться к лыжам. Но зато не рассыпается и лепится в тугие снежки.

Шестиклассники, наверно, сразу бы начали шумную, бестолковую войну в снежки, к воюющим в суматохе присоединились бы и Митя с Федей, если б не учитель физкультуры.