Трое и весна - [39]

«Ну, обернись, обернись!» — мысленно стал просить.

Нина словно бы услышала его безмолвную просьбу, медленно обернулась. У Мити замерло в груди.

«Ой, хоть бы был глаз… на месте!»

Глаз был на месте! Правда, немного отёкший, покрасневший, но он смотрел, видел! В окно настороженно уставился… Митя подогнул ноги и упал коленями в снег.

«Есть, есть!.. — хотелось вслух запеть ему. — Целый, целый!»

Однако запеть не удалось.

«Глаз цел, — шепнул тот же коварный голос, — а что будет учителю физкультуры?.. Даже если его и не отругал директор, так теперь ни один класс не пустят на луг играть в снежки…»

Митя представил совсем пустой, угрюмый луг с неисчерпаемыми запасами мокрого снега и страшно рассердился. Не на себя, не на Нину, которая так неосмотрительно наскочила на тяжёлый снежок. На луг рассердился.

Столько неприятностей из-за этого луга! Летом туда прибегают футболисты. Разве усидишь в хате, если мячи прямо в твой огород залетают! А ещё есть игры в жмурки, в чижика, в ножик… Мать ругает за все — за рваные ботинки, зазубренный столовый нож, за испачканные зеленью штаны… А иной раз и веником стукнет по спине. «У людей дети как дети», — тычет пальцем на село и совсем не думает, что у «людей» дети живут далековато от луга. Да и они иногда прибегают на луг с противоположного конца села. Особенно на футбольные баталии.

А осенью мучения удваиваются. К футболу, жмуркам прибавляются уроки, и матери приходится брать веник потолще…

«И почему его не вспашут? — искренне недоумевает Митя. — Говорила мать, что ещё в прошлом году решили на правлении вспахать и засеять. Ну и хозяева! Капуста здесь росла бы размером с большой чугун, картошка, морковь, огурцы…»

Скрипнула дверь. И уши Мити очутились в чьих-то крепких руках.

— Это ещё что? — послышался возмущённый голос Нины. — Гляди, какой кавалер нашёлся! Уже к девчатам в окна заглядывает!

Митя что-то лепетал, дрыгал ногами, пытаясь вырваться, пока Нина силком не затащила его в хату. В хате Митя умолк, замер, пылал, как раскалённая железная печка.

— Ну, признавайся — подсматривал? — допытывалась Нина.

— Не-ет! — с трудом выдавил из себя Митя. И словно в ледяную воду прыгнул в пальто и сапогах, — Я… снежок бросил… в тебя… Да не в тебя… так, хорошо слепился, а вы так играли… А ты… тебе в глаз…

— Ты? — округлила глаза Нина. — Ты?..

— Я. — Митя так низко наклонил голову, что даже шея заболела.

— Зачем же ты? — сердито и растерянно спросила Нина.

— Я же говорю — все бросали, шумели, весело вам было… А мы с Федькой стояли, как дураки, а у меня снежок в руках что надо… И ни одного дерева не было вблизи, чтобы бросить.

Быстро-быстро стал рыться у себя в карманах.

— На, — стал вынимать все, что там было: перочинный нож, недавно купленный в сельмаге, крепкую капроновую верёвочку, которая неизвестно как и когда там очутилась, высохшую конфетку. — Только не говори об этом никому, а то никого на физкультуре не поведут на луг. Скажи — какой-то чужой проходил мимо и бросил снежок…

Через силу взглянул на Нину. А в её взгляде такая досада!..

— Ну, а если не поверят, — тяжело прошептал, — тогда… на меня скажи…

Нина отстранила протянутую руку, пристально смотрела на Митю. И были в этом взгляде и гнев, и удивление, и немножечко тепла…

Митя порывисто наклонил голову.

Нина долго-долго стояла на месте. Потом, шаркая валенками, пошла к столу. Что она там делала, Митя не видел.

— Бери…

— Что бери? — еле поднял Митя непослушную голову.

У Нины в руках — пирог. Из него выглядывают ягодки калины.

— Бери, ешь.

Митя нерешительно протянул руку, озадаченно посмотрел на девочку. Он ей снежком в глаз, а она — пирог…

Нина смотрела на него такими глазами, что Митя не выдержал этого взгляда, схватив кусок пирога, побежал из хаты.

Опомнился за воротами. Глянул на пирог в руке. Посмотрел на снег, переливающийся серебром в лунном сверкании.

И так побежал по накатанной до блеска дороге — даже ветер засвистел в ушах.

Луна было бросилась с Митей наперегонки, но быстро запыхалась, остановилась посреди неба передохнуть…

Отцовская трубка

Юра неторопливо шёл в школу. И времени оставалось ещё много, и настроение у него было чудесное — все уроки выучил, хитрую задачу, поломав голову, распутал. Медленно шёл, улыбался прохожим, желтоватому солнцу. Ноги сами «замечали» синеватые куски слежавшегося снега и ловко забивали их в подворотни.

— Батько, ау! — донеслось издали.

Юра медленно обернулся.

Все делал он медленно: говорил, ел, отвечал уроки, ходил, играл в футбол. «Ты темнёхонько бегемот, — едко бросила как-то Алёнка Чернокапская. — Тот такой же ленивый — все лето сидит в воде, только выпученные глаза торчат, чтоб не проворонить, если кто булку бросит». Алёнка не менее ста раз в году бывает в зоопарке, не пропустила ни одной передачи по телевидению «В мире животных». Поэтому нагляделась на всяких бегемотов.

Услышав такое про себя — было это на большой перемене — Юра сжал кулаки и медленно пошёл на Алёнку, чтобы дать тумака. А она показала язык и скрылась в шумной толпе девчонок.

Когда Юра после переменки вошёл в класс, Алёнка сидела на своём месте. А все дружно выкрикнули:

— Бегемот пришёл!