Трое и весна - [35]

И когда до него оставалось шагов пять, Славка вскочил на ноги, перевёл дух. Тряпка он, трусишка несчастный, вроде Тани. У самой дороги — сейчас отчётливо было видно — стояла сосна с обломанной вершиной. Кто-то, должно быть на Новый год, отхватил вершину, а проезжие машины ободрали дерево, так неосмотрительно приблизившееся к дороге, вот и выросла химера в виде дядьки в соломенной шляпе с поднятой рукой. А вторая нога оказалась соседним деревцем.

Рассерженный Славка хотел обкорнать сосну, чтобы не пугала поздних путешественников. Однако пожалел её. Она ж ничем не провинилась! Над сосной надругался человек, превратил дерево в пугало. Но Славка все же обломил ветку, которая показалась ему рукой.

Повеселев, Славка вскочил в седло и погнал велосипед дальше. Даже включил динамку, и яркий сноп света вырвался из фары, на дороге стало видно почти как днём. Велосипед мчал к тому месту на дороге, где и двум телегам не разминуться, а по обе стороны — глубокие обрывистые склоны оврага. Но почему он должен их бояться? Это ночь подсовывает всякие ужасы. Стоит спокойно приглядеться, и все исчезнет… Тут же не граница, где настоящие шпионы норовят проникнуть в нашу страну.

Сперва Славка не поверил собственным глазам, даже руль чуть не выпустил. Прямо на дороге, где поуже, сидел… волк. Откуда он мог взяться? Волков давно уже вывели, в газетах пишут, что нужно их разводить, а то зайцы совсем обленились. Неужели этого специально привезли на развод? Так ему здесь нечего делать — зайцев тоже нет.

Притормозил велосипед, поднял повыше фару — может, и на сей раз показалось? Волк тоже поднял голову, и его глаза зловеще вспыхнули. Торчком поднялись острые уши, зашевелился хвост… Нет, это уже не химера, это настоящий зверь. Славка ехал все медленнее, фара уже чуть мерцала. Может, волк все же испугается и исчезнет в зарослях? На него едет пусть не автомобиль, но все же машина…

Волк — ни с места, как будто его приклеили к земле.

Славка остановился. Снял насос, помахал им угрожающе. С запоздалым сожалением подумал, почему не захватил с собой нож. Есть у них дома большой нож, как шашка, им мама капусту шинкует. Привязал бы к багажнику, и никакой волк не страшен… Фара погасла, стало темно, однако силуэт волка чётко выделялся на фоне песчаной дороги.

Вот теперь Славке стало по-настоящему страшно. Это не шутка — невдалеке от него, прямо на дороге, сидит огромный волк, рядом — глухой овраг, там, наверно, прячется ещё несколько таких разбойников, готовых броситься на него… Было бы ровное место, Славка попробовал бы объехать волка стороной. Выломал бы палку, как-нибудь отбился бы.

«А если вернуться? — подумал он. — Вернуться в то село, где собаки, подождать там до утра? А может, попадётся попутная машина?»

Так ведь назад повернуть нельзя, волк догонит в два прыжка. Тёткин муж, дядя Дмитро, как-то рассказывал возле сельмага: «Нарвался я однажды на волка в степи. Дело было после войны, этой нечисти много тогда развелось, шастали по степям и оврагам, как бандиты. Хорошо, не побежал от него — ноги свело… — Дядька Дмитро зябко передёрнул плечами, от одного воспоминания о той ночи страшно стало, — Торчу столбом, гляжу на волка, а он на меня уставился. И ни с места… Стояли, глядели друг на друга, и когда, на моё счастье, послышался скрип подводы — светать начало, — тогда волк неохотно поплёлся в лесок…»

Славка оглянулся — может, и сейчас кто-нибудь подъедет? После войны машин было совсем мало, несколько лошадей на весь колхоз, и то нашлась одна подвода, выручила из беды дядьку Дмитра.

Неужели сейчас, когда полно машин, мотоциклов, никто не поедет в город ночью?.. Однако дорога до самого горизонта была пуста. Ни единого звука ниоткуда не доносилось. Звезды, густо высыпавшие на осеннее прохладное небо, сочувственно глядели на Славку. Но чем они могли помочь?

И тогда Славка сел на дорогу и горько заплакал. Так они вдвоём с матерью плакали, когда проводили Михайла в армию. Вечером Славка с матерью вернулись из района, где попрощались с Михайлой, вошли в хату… А там пусто: Михайла в армии, отец где-то в Сибири. Сели на лавку, помолчали немного, сдерживая слезы. Но разве их удержишь? Сами брызнули из глаз.

Славка всхлипывал, слезы капали на дорогу, и сквозь них прорывались слова:

— К-ак т-тебе н-не стыдно! Я к б-брату еду, его р-ранило с-сильно, т-тебя бы т-так. Б-брат п-пограничник, ждёт… А ты р-расселся на дороге, з-зубы скалишь…

Волк, наверно, удивился словам Славки и особенно плачу, наклонил голову, завертел хвостом. И вдруг — оглушительно:

«Гав! Гав! Гав!»

Да это же пёс, правда, огромнейший!

— Ух ты, поросёнок немытый! — воскликнул Славка с упрёком. — Ну и напугал меня!.. Зачем тебя принесло сюда среди ночи? Провинился, наверно, и тебя выгнали из дому?

Пёс клонил голову, вилял хвостом. Неужели понял, что ему говорил Славка? А что, брат писал, что его овчарка все понимает. И этот пёс, по всему видно, не глупый, не такой, как те горластые шавки в селе.

Славка поднял переднее колесо велосипеда, крутанул его. Джикнула динамка, засняла фара. В её лучах Славка увидел, что пёс хоть и большой, но худой, неухоженный. И не свирепо, а, скорее, дружелюбно смотрит. Не иначе, выгнали хозяева. Или бросили, переезжая на новое место. Вот люди!