Тристан 1946 - [7]

Шрифт
Интервал

Так вот они пришли ко мне с обидой: зачем я прячу от них Тристана? Да, да, Тристана. Почему не показываю его им? Два дня назад они ездили на машине к развалинам Рестормельского замка, чтобы хоть на мгновенье почувствовать себя в Тинтажеле, в замке короля Марка. Правда, один профессор из Кембриджа утверждает, что в документах «воротами Марка» именуется какой-то, расположенный значительно ближе к морю, луг, следовательно, именно там находился замок одного из статистов знаменитой истории про рыцарей Круглого стола, дяди и соперника Тристана; но им трудно было представить себе такой замок на каком-то пустом, поросшем овсяницей лугу. Октябрьский день, — рассказывали они, — казался совсем весенним. Наверное, уже в десятый раз зацвели фиалки. В лесу кто-то свистел, великолепно подражая соловью, и напевал что-то на незнакомом языке. И вот из-за огромных вечнозеленых дубов, тех самых, что растут на холме, окружая развалины бывшего замка, вдруг показался Тристан. Юноша с голосом, талантами и глазами Тристана. Разумеется, они тут же спросили, откуда он взялся. Он ответил, что ниоткуда. Впрочем, пожалуй, не сказал, а показал. Развел руками, показывая, что идет наугад, и они поняли — в Тинтажел прибыл сын неизвестных родителей, сирота, королевич без короны, прибыл из королевства Лоонуа, иначе говоря, ниоткуда. Но дамы на этом не успокоились и решили выяснить, где он нашел себе приют. Ведь не в лесу же он живет вдвоем с Изольдой. И в конце концов он признался, что нашел приют у Подружки в Пенсалосе.

Михала вот уже два дня не было дома, и они ушли ни с чем.

Вечером он вернулся.

— Где ты был?

— В Труро.

— В Труро? Какие там у тебя дела?

— Очень важные, — сказал он и занялся починкой радиоприемника.

Я взяла его за руку.

— Слушай, у кого ты научился подражать птицам и что ты пел два дня назад в лесу, возле замка Рестормель?

— В лесу, возле замка Рестормель? Да я никогда там не был.

— Пожалуйста, не валяй дурака, — сказала я с досадой, вспомнив все прежние уловки Михала, а он отвечал дрожащим от обиды мальчишеским голосом:

— Я не понимаю, мама, чего ты от меня хочешь? Откуда взялись птицы? Что это была за песенка? — передразнивал он меня, бегая по комнате взад и вперед. — Что я могу ответить? Восемь месяцев в партизанах. Боевые действия, вылазки за провиантом. Но это редко. Сколько раз — десять, шестнадцать? А остальное время мы били вшей. Со скуки всему научишься… Ни о каком Рестормеле я понятия не имею… Ну, а что я пел в лесу? — он задумался. — Откуда мне знать, что я пою в лесу? — Хлопнул дверьми и исчез.

Михал сам себя не понимал. Может быть, и я убежала из Польши, потому что не понимала себя? А в последней четверти моей жизни сын меня догнал. Задумавшись, я не приготовила ужина. В сумерки кто-то постучал, а вернее, заскребся в дверь. Вошел Михал и совсем по-детски спросил:

— Мама, можно я выпью молока?

Труро не давал мне покоя.

— Франтишек дал тебе к кому-нибудь в Труро рекомендательное письмо? — выспрашивала я у Михала.

Он уверял, что нет.

— А может, ирландская семейка дала тебе такое письмо?

Он возмутился:

— Какая еще семейка? Какие ирландцы? Никто мне никакого письма не давал. Просто мне нравится Труро и все.

Труро? Я заглянула в энциклопедию. «Труро — административный центр графства Корнуолл. Столько-то тысяч жителей. Епископство. После лондонского собора Св. Павла самый большой протестантский собор в Великобритании, построенный во второй половине девятнадцатого века. Жестяной завод».

Я была там как-то с Фредди, и в памяти моей осталась старинная гостиница возле рынка. Там плохо топили, было холодно, угрюмо.

Что Михалу могло понравиться в Труро? Разве что кто-то один из его сотен тысяч жителей.

Аккордеон Михал действительно привез с собой, но теперь купил гитару и бренчал на ней целый день. Декабрь принес ветры и холода, море взбунтовалось и сердито шумело, брызги перелетали через стену, оседая пеной в моем саду. В каминах горели длинные поленья, одежда была пропитана солью и древесным дымом. Лаура и Браун до тех пор выслеживали Михала, пока им не удалось заманить его к себе. Он приходил к ним по вечерам, садился на ковер возле камина и играл на гитаре. Наверное, это и есть арфа Тристана, — подумала я.

— Откуда ты берешь деньги на всякую ерунду, для чего-то купил гитару, — не выдержала я как-то.

Он широко открыл глаза:

— Гитару ты называешь ерундой? И это после всех уроков музыки, которые в свое время стоили кучу денег. Но, знаешь что, Подружка, это стоящее было дело. Если бы не пианино, я бы никогда не научился играть на аккордеоне. А если бы не аккордеон, меня бы немцы давно сожгли, а так один ихний доктор приказал мне играть в офицерском клубе.

События тех лет напоминали о себе против своей воли.

— Сынок, — сказала я, — если тебе так хочется, пожалуйста, покупай инструменты, я не против, но только меня обижает, почему ты отказываешься от денег?

— А зачем? — буркнул он. — Деньги у меня есть.

Он снова отверг мою помощь.

— Я не знала, что у тебя есть сбережения.

Он потянулся в кресле, зевнул.

— Не сбережения, а маленький фонд для предметов первой необходимости.


Еще от автора Мария Кунцевич
Чужеземка

Творчество Марии Кунцевич — заметное явление в польской «женской» прозе 1930−1960-х гг. Первый роман писательницы «Чужеземка» (1936) рисует характер незаурядной женщины, натуры страстной, противоречивой, во многом превосходящей окружающих и оттого непонятой, вечно «чужой».


Рекомендуем почитать
С высоты птичьего полета

1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Терпеливый Арсений

«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».


От рассвета до заката

В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.


Жук, что ел жуков

Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.


Особый дар

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.


Плавучий театр

Роман американской писательницы Эдны Фербер (1887–1968) «Плавучий театр» (1926) — это история трех поколений актеров. Жизнь и работа в плавучем театре полна неожиданностей и приключений — судьба героев переменчива и драматична. Театр жизни оказывается увлекательнее сценического представления…


Решающее лето

Когда и как приходит любовь и почему исчезает? Какие духовные силы удерживают ее и в какой миг, ослабев, отпускают? Человеку не дано этого знать, но он способен наблюдать и чувствовать. И тогда в рассказе тонко чувствующего наблюдателя простое описание событий предстает как психологический анализ характеров и ситуаций. И с обнаженной ясностью становится видно, как подтачивают и убивают любовь, даже самую сильную и преданную, безразличие, черствость и корысть.Драматичность конфликтов, увлекательная интрига, точность психологических характеристик — все это есть в романах известной английской писательницы Памелы Хенсфорд Джонсон.


Дух времени

Первый роман А. Вербицкой, принесший ей известность. Любовный многоугольник в жизни главного героя А. Тобольцева выводит на страницы романа целую галерею женщин. Различные жизненные идеалы, темпераменты героев делают роман интересным для широкого круга читателей, а узнаваемые исторические ситуации — любопытным для специалистов.