Тринити - [49]

— Как это я допустил такую промашку! — покачивал Золотников головой, рассматривая в журнале ряд положительных оценок за дополнения. Когда Золотников обнаруживал пустую породу, ему сразу хотелось получить от студента побуквенные знания. — Придется вам зайти ко мне еще разок, поставил Золотников знак препинания во всей этой тягомотине.

Бирюк, заскочивший на секундочку к подопечным, делился своей методой списывания:

— Сидишь и упорно смотришь ему в глаза. Пять, десять, пятнадцать минут. Сколько нужно. И, как только замечаешь, что он начинает задыхаться от твоей правды, можно смело левой рукой…

— Мне за такой сеанс гипноза предложили зайти еще разок, — сказал Усов.

— И мне тоже, — сказал вышедший из аудитории Клинцов.

— Когда ошибается комсомолец — это его личные проблемы, а когда ошибается комсорг — обвиняют весь комсомол, — выдал сентенцию стоявший рядом Артамонов. — У тебя, Клинцов, нет опыта турнирной борьбы!

Следом за Клинцовым сошла с дистанции Татьяна. За ней Пунктус, он проходил у Золотникова по особому счету.

Мат тоже. Два семестра он тащился в основном на микросхемах типа «не знаю, мля, так сказать… в смысле…», «не выучил, еп-тать, в принципе… поскольку…», «завтра, как есть… всенепременнейше… так сказать, расскажу после прочтения, мля».

Философ топтал Мата до помутнения в глазах. В моменты лирических отступлений Золотников оставлял в покое предмет и искал вслух причины столь неполных философских познаний Мата:

— Чем вы вообще занимаетесь в жизни?! Я бы вам простил, будь вы каким-нибудь чемпионом, что ли! Но ведь вы сама серость! На что, интересно, вы гробите свое свободное время? Может быть, на общественную жизнь? За что, кстати, вы отвечаете в группе? Есть ли у вас какое-нибудь комсомольское поручение, несете ли вы общественную нагрузку?

— В каком-то смысле, так сказать, мля, за политинформацию, мля, отвечаю, что ли, — как на допросе, отвечал Мат.

— Ну, и о чем вы информировали группу в последний раз? — Золотников усаживался в кресло все удобнее и удобнее.

— Разве что… если… об Эфиопии, еп-тать, — говорил сущую правду Мат. — Так сказать… читал… в каком-то смысле… очерк… в общем, об Аддис-Абебе.

— Пересдача через неделю, — сказал Золотников старосте группы Рудику.

Рудик кивнул головой, принимая информацию к сведению.

— А вы через пару недель придете пересдавать, — сказал Золотников Мату. — Вместе с Пунктусом. Раньше вам не выучить. Придете прямо ко мне на дом. Я ухожу в отпуск и в институте уже больше не появлюсь. Вы свободны, Аддис-Абеба! — сказал Золотников Мату и про себя добавил: «Ну что учить в этой философии? Ее соль так малогабаритна… первичность и вторичность материи, а все остальное чистейшей воды вода!»

Бирюк, зашедший к друзьям после сдачи, ужаснулся результатам экзамена по философии:

— Столько двоек у Золотникова?! Ну вы даете, ребята! И ты, Мат?! Я вижу, друзья, вы не натасканы на Золотникова. Золотников законченный рыбак, и историй, не связанных с водой, он просто не признает. Ты же морж, Мат! Ты должен был почувствовать это! Ему только намекни про рыбалку — он сразу забудет про философию и начнет исходить гордостью за свои снасти! В этот момент перейти к положительной оценке не составляет никакого труда. Ведь философия, собственно, и началась-то с рыбалки. Возьмите того же Платона бросал в воду поплавки разные, камешки, наблюдал, как расходятся круги, размышляя о том о сем. А потом просто описал все, что видел.

— Правда?! — обрадовалась Татьяна. — Но я никогда в жизни не ловила рыбу!

— Тогда философию придется учить, — сказал Бирюк тоном ментора.

Мату пришлось идти пересдавать экзамен одному, потому что Пунктус пересдавать не пошел — он понимал, что удачи ему все равно не видать. Он сам поставил себе оценку на квитке для пересдачи, сам расписался за Золотникова и сам сдал квиток в деканат. Никто ничего не засек. Подделка легко сошла за настоящую отметку. Скорее всего, потому, что слишком авантюрным был ход. Никому в учебной части и в голову не могло прийти, что отметку можно подделать. Ложную оценку секретари перенесли с квиточка в зачетку Пунктуса.

Мат поплелся к Золотникову на квартиру в одиночку. Он занял у Забелина болотные сапоги и куртку — всю в мормышках, в которой тот отбывал Меловое, и явился к профессору в обеденное время.

Философ сидел за столом и принимал вовнутрь что-то очень эксцентричное на запах из аргентинской или, как минимум, из чилийской кухни.

— Ну что, проходи, Аддис-Абеба, — вспомнил Золотников чрезмерную занятость двоечника по общественно-политической линии.

Мат в душе был поэтом и ему с голодухи послышалось вместо Аддис-Абеба «садись обедать». Он совершенно бесцеремонно подсел к столу и принялся уплетать острый пирог с рыбой. Когда, помыв и вытерев руки, Золотников вернулся в столовую, Мат уже развеивал последние крохи стеснения. Чтобы не ударить в грязь лицом, хозяину ничего не оставалось, как продолжить потчевать неуча. Мат долго не выходил из-за стола, и Золотников чуть не закормил его, как когда-то Пунктус с Нинкиным в Меловом чуть не закормили бабкиных свиней.

После обеда Золотников приступил к опросу. Речь сама собой зашла о рыбалке. Пересдача экзамена прошла, как сиеста, без особых аномалий.